Одесская кухня

В Одессу маленький Коленька Корнейчук переехал из Санкт-Петербурга. В столице его мать работала горничной и имела неосторожность принять ухаживания сына своих работодателей. С разницей в три года родилось двое детей, все шло неплохо, но тут «отец семейства» пожелал жениться на женщине своего круга. Гордая горничная предательства не простила, отказалась от всякого общения, забрала детей и уехала в Одессу. Изредка, в особо тяжелые моменты, она соглашалась принять денежные переводы от отца детей, в остальное же время тянула хозяйство сама. Она буквально выбивалась из сил, но обеспечивала детям приличную жизнь. Поначалу семья снимала флигель в доме Макри на Новорыбной улице, № 6. Потом переехала в дом Баршмана в Канатный переулок. Коленька ходил в престижный детский сад, а потом обучался в гимназии. Увы, в детстве он ничуть не ценил это и был самым настоящим школьным бунтарем.

«Началось с того, что наш директор, Андрей Васильевич Юнгмейстер, преподававший нам русский язык, повел речь о различных устарелых словах и упомянул между прочим словечко «отнюдь», которое, по его утверждению, уже отживало свой век». Юный Корнейчук от всей души пожалел умиравшее слово, решил принять самые энергичные меры по его спасению и подбил класс на активные действия. Теперь, что бы Юнгмейстер ни спрашивал у класса, ребята хором отвечали: «Отнюдь!»

- Знаете ли вы слово «ножницы?»

- Отнюдь!

- Склоняются ли такие слова, как «пальто» или «кофе»?

- Отнюдь!

Здесь не было озорства или дерзости - просто нам хотелось по мере возможности спасти безвинно погибавшее русское слово».

Молодой Чуковский бредил литературой и философией, но при этом учился из рук вон плохо и «на ковре» у директора гимназии бывал едва ли не чаще, чем на уроках.

Николай никого не слушал, «расстраивал мать, молниеносно вырастая из всякой одежды», раздражал учителей, задавая несметное количество каверзных вопросов, и будоражил воображение однокашников, постоянно попадая в какие-нибудь переделки. Молодой Чуковский бредил литературой и философией, но при этом учился из рук вон плохо, потому что, в сущности, ни в чем еще не разбирался, но признавать себя «чайником» не желал, спорил и «на ковре» у директора гимназии бывал едва ли не чаще, чем на уроках.

«- Корнейчук, вы согласны прекратить этот глупый, бессмысленный бунт?!

- Отнюдь!»

_{Корней Иванович Чуковский}

«- Корнейчук, я же сказал, что идти на лекцию о Канте могут лишь взрослые! Зачем вы подбили однокашников снять гимназическую форму, напялить родительские вещи и тайно проникнуть в зал? Вы выглядели нелепо! И вы ведь все равно ни слова не поняли из лекции, да?

- Да. Но дискриминация по возрастному принципу требует активной ответной борьбы!»

«- Это похвально, что вы взялись за издание школьной газеты. Особенно радует, что ее тираж - 1 экземпляр. Неужели вы думали, что я его не добуду?! Я почитал ваши пасквили на учителей. Вам не стыдно, Корнейчук?

- Стыдно, господин директор. Больше такого не повторится. В следующий раз газету с пасквилями мы издадим тиражом в два экземпляра и один дадим вам, чтобы не утруждать вас поисками...»

Столь гремучая смесь хулигана, интеллигента и искателя приключений была перебором даже для Одессы. Сначала Корнейчука отчислили из гимназии (бытует версия, что сделали это в поддержку указа о «кухаркиных детях», ратующего об освобождении гимназии от учеников из низших сословий, однако воспоминания современников все же говорят, что Николай был отчислен из-за несносного поведения). Потом, несмотря на явный талант к словесности, Корнейчук чуть не лишился корреспондентских заработков.

Английский Николай учил самостоятельно, по очень странному самоучителю, изобилующему фразами, вроде: «Есть ли у вас одноглазая тетка, которая покупает у пекаря канареек и буйволов?»

«Я писал в этой газете о чем придется, главным образом о картинах, потому что выставки картин бывали часто... Кроме того, в редакции я считался единственным человеком, который понимал английские газеты... И я делал из них переводы для напечатания в нашей газете...» Но так как английский Николай учил самостоятельно, по очень странному самоучителю, изобилующему фразами, вроде: «Есть ли у вас одноглазая тетка, которая покупает у пекаря канареек и буйволов?», - то перевод ему давался тяжело. Проще было прибегнуть к хитрости и писать отсебятину. Увы, кто-то из друзей редактора знал английский и разоблачил халтурившего переводчика...