Одесские рассказы (фрагменты)

Все это случилось в субботу, в нерабочий день. Пурпурный глаз заката, обшаривая землю, наткнулся вечером на Грача, храпевшего под своим биндютом. Стремительный луч уперся в спящего с пламенной укоризной и вывел его на Дальницкую улицу, пылившую и блестевшую, как зеленая рожь на ветру. Татары шли вверх по Дальницкой, татары и турки со своими муллами. Они возвращались с богомолья из Мекки к себе домой в Оренбургские степи и в Закавказье. Пароход привез их в Одессу, и они шли из порта на постоялый двор Любки Шнейвейс, прозванной Любка Козак. Полосатые несгибаемые халаты стояли на татарах и затопляли мостовую бронзовым потом пустыни. Белые полотенца были замотаны вокруг их фесок, и это обозначало человека, поклонившегося праху пророка. Богомольцы дошли до угла, они повернули к Любкиному двору, но не смогли там пройти, потому что у ворот собралось множество людей. Любка Шнейвейс, с кошелем на боку, била пьяного мужика и толкала его на мостовую. Она била сжатым кулаком по лицу, как в бубен, и другой рукой поддерживала мужика, чтобы он не отваливался. Струйки крови ползли у мужика между зубами и возле уха, он был задумчив и смотрел на Любку, как на чужого человека, потом он упал на камни и заснул. Тогда Любка толкнула его ногой и вернулась к себе в лавку. Ее сторож Евзель закрыл за нею ворота и помахал рукой Фроиму Грачу, проходившему мимо.

- Почтение, Грач, - сказал он, - если хотите чего-нибудь наблюдать из жизни, то зайдите к нам на двор, есть с чего посмеяться...

И сторож повел Грача к стене, где сидели богомольцы, прибывшие накануне. Старый турок в зеленой чалме, старый турок, зеленый и легкий, как лист, лежал на земле. Он был покрыт жемчужным потом, он трудно дышал и ворочал глазами.

- Вот, - сказал Евзель, и поправил медаль на истертом своем пиджаке, - вот вам жизненная драма из оперы "Турецкая хвороба". Он кончается, старичек, но к нему нельзя позвать доктора, потому что кто кончается по дороге от бога Мухамеда к себе домой, тот считается у них первый счастливец и богач... Халваш, - закричал Евзель умирающему и захохотал, - вот идет доктор лечить тебя...

Турок посмотрел на сторожа с детским страхом и ненавистью и отвернулся. Тогда Евзель, довольный собою, повел Грача на противоположную сторону двора к винному погребу. В погребе горели уже лампы, и играла музыка. Старые евреи с грязными бородами играли румынские и еврейские песни. Мендель Крик пил за столом вино из зеленого стакана и рассказывал о том, как искалечили его собственные сыновья - старший Беня и младший Левка. Он орал свою историю хриплым и страшным голосом, показывал размолотые свои зубы и давал щупать раны на животе. Волынские цадики с фарфоровыми лицами стояли за его стулом и слушали в оцепенении неслыханную похвальбу Менделя Крика. Они удивлялись всему, что слышали, и Грач презирал их за это.

- Старый хвастун, - пробормотал он о Менделе и заказал себе вина.

Потом Фроим подозвал к себе хозяйку Любку Козак. Она сквернословила у дверей и пила водку стоя.

- Говори, - крикнула она Фроиму и в бешенстве скосила глаза.

- Мадам Любка, - ответил ей Фроим и усадил рядом с собой, - вы умная женщина, и я пришел до вас, как до родной мамы. Я надеюсь на вас, мадам Любка, сначала на бога, потом на вас...

- Говори, - закричала Любка, побежала по всему погребу и потом вернулась на свое место.

И Грач сказал:

- В колониях, - сказал он, - немцы имеют богатый урожай на пшеницу, а в Константинополе бакалея идет за половину даром. Пуд маслин покупают в Константинополе за три рубля, а продают их здесь по тридцать копеек за фунт... Бакалейщикам стало хорошо, мадам Любка, бакалейщики гуляют очень жирные, и если подойти к ним с деликатными руками, так человек мог бы стать счастливым... Но я остался один в моей работе, покойник Лева Бык умер, мне нет помощи, ниоткуда и вот я один, как бывает один бог на небе...

- Беня Крик, - сказала тогда Любка, - ты пробовал его на Тартаковском, чем плох тебе Беня Крик?

- Беня Крик, - повторил Грач, полный удивления, - и он холостой, мне сдается?..

- Он холостой, - сказала Любка, - окрути его с Баськой, дай ему денег, выведи его в люди...

- Беня Крик, - повторил старик, как эхо, как дальнее эхо, - я не подумал об нем.

Он встал, бормоча и заикаясь, Любка побежала вперед, и Фроим поплелся за нею следом. Они прошли двор и поднялись во второй этаж. Там, во втором этаже, жили женщины, которых Любка держала для приезжающих.

- Наш жених у Катюши, - сказала Любка Грачу, - подожди меня в коридоре, - и она прошла в крайнюю комнату, где Беня Крик лежал с женщиной, по имени Катюша.

- Довольно слюни пускать, - сказала хозяйка молодому человеку, - сначала надо пристроиться к какому-нибудь делу, Бенчик, и потом можно слюни пускать... Фроим Грач ищет тебя. Он ищет человека для работы и не может найти его...

И она рассказала все, что знала о Баське и о делах одноглазого Грача.

- Я подумаю, - ответил ей Беня, закрывая простыней Катюшины голые ноги, - я подумаю, пусть старик обождет меня...