Одесские зарисовки

– Вот такие дела, Андрюша, – подытожил свой рассказ друг, разливая по рюмкам водку, – она меня бросила, выкинула из своей жизни, как будто и не было ни общих двадцати пяти лет жизни, ни общего сына.

– Знаешь, Саня, это она не тебя бросила, это она себя бросила. И свою жизнь. И уже вряд ли сможет её найти…

В следующий рейс Саша ушёл уже холостяком.

…Прошло два года. Как-то вечером зазвонил телефон.

– Андрюшенька, привет! Как дела? – промурчал игриво голос Ларисы.

– Привет!

– Слушай, у нас тут с мужем некоторые трудности с банком. А! Ха-ха, ты же не знаешь! Я вышла замуж, супруг бизнесмен, и у нас временные трудности с банком. Его квартира под кредитом, и мы решили продать мою, что осталась от родителей, чтобы вложить в бизнес. Ты нам поможешь с продажей?..

Бежевые обои

Аркадий лежал в своем доме на Большом Фонтане в комнате с бежевыми итальянскими обоями. Он умирал. Умирал тяжело, ему огромной гирей давило грудь, жгло внутренности так, что уже не помогали ни морфий, ни ледовый компресс. Рак… Он не разбирает президент ты или клошар, живёшь на вилле с видом на море или в трущобах Пересыпи. «Обои, как раздражают эти чёртовы бежевые обои… Кажется, в Риме меня уговорила купить их Люся…» – подумал Аркадий.

– Лю-ю-юся! – прокричал Аркадий, но вышел не крик, а лишь полушёпот-полустон.

– Что, Аркашенька? Я здесь, я с тобой, любимый, – выдавила из себя Люся и отерла мокрый лоб мужа.

«Люся… А ведь она до меня была Генкиной невестой. Отбил я тебя, Люся…»

– Что ты, милый, не бил ты меня никогда, – ответила Люся и повернула полное отчаяния лицо к домашнему доктору Виталию Арнольдовичу, – бредит.

– Не мешай. Я вспоминаю, – опять прокричал полушепотом Аркадий.

«Да, Генка… Друг. Нет, не друг. Почти брат. Брат, но только не по крови, а по жизни. Сколько себя помню – всегда был рядом. И даже после того как Люська из его невесты превратилась в мою жену…

…Помню, купили у Сёмы в складчину старый мопед «Верховину» за 30 рублей. Долго, бесконечно долго собирали на него. Насобирали 18 рублей. Отец сжалился и добавил 12 рублей. Но с условием, что учиться кататься будем при нём. А потом пожалел, что добавил денег. Мопед он называл дикой необъезженной кобылой и успокаивало его только то, что он чаще был поломан, чем ездил…»

– Ой, больно! – зашептал Аркадий, – давит, горит внутри.

– Виталий Арнольдович, может, ещё укол ему?

«Да… А потом мы мопед продали. Этому болвану Липицкому Олегу. За 50 рублей. Ха-ха! Ну не поц? Купить то, что ездит даже не через раз. Я потом, уже в кризис 2008-го, видел Олега. Он рылся в альтфатере на Комитетской возле универсама. Увидел меня и отвернулся. Аж покраснел. Наверное, от злости. Не может тот мопед простить.

А потом мы с Генкой в складчину купили старый горбатый «Запорожец». Даже ездили на нём без прав. И ни разу не попались ГАИ. Так и сгнил он потом в нашем дворе под старой ивой. А потом кооператив с Генкой открыли. А тут в соседнем дворе вдруг превратилась из гадкого утенка в белого лебедя Люська. Ей было 18 лет, когда Генка ввел ее в наш круг своей невестой. Через год должна была быть свадьба. Свадьба была через год, но Генка был на ней шафером, а женихом – я.

…Эх-хэ… Ой как давит, как же жжёт грудь….

К концу 90-х у нас с Геной уже были пошивочный цех, магазин и два контейнера на 7-м километре. А потом пришли бригадные. Платить им, видите ли, надо. За «крышу». Я знал взрывной характер Генки. Он, конечно, платить отказался бандитам. А я отошел от споров в сторону и уехал отдыхать в Рим. И там мы купили эти ненавистные бежевые обои. Ненавижу их! Но в то же время благодаря им я всё помню…

А Генку тогда застрелили. Я знал, что так всё закончится, и поэтому даже не отговаривал его от споров с бандитами. Застрелили его на входе в парадное, выстрелили в затылок почти в упор, лицо разворотило так, что хоронили в закрытом гробу. С бандитами я договорился, маме Гены даже помогал потом первое время. Но фирма, как и Люся до этого, была уже моей. Только моей!

…Ой, как всё болит, жжёт внутри, как давит на грудь!..

Всё, всё бы отдал, бизнес, дом в Италии, эту виллу, деньги, – только бы снова дышать… Свободно, без боли, дышать… Как тогда, когда собирали с Генкой складчину на мопед…»

Письмо из прошлого

Мы перестали писать письма. Не стучать подушечками пальцев по клавиатуре, не жать пальчиком экран телефона, а именно писать. Хотя бы шариковой ручкой. На тетрадном листе. И только это вождение пером или ручкой по шершавой бумаге и можно назвать письмом. А всё остальное всего лишь сообщением.

– Андрюша, помоги мне с верхних полок всё достать. Тут так всё запылилось! Хочу прибрать, – поднимает меня с дивана супруга.

Достаю лестницу, дотягиваюсь до самых верхних полок шкафа, здесь фамильные альбомы, аккуратно сложенные в коробки и стянутые верёвками старые, ещё дедов-прадедов документы. Беру, стараясь объять как можно больше этой старины, чтобы спустить вниз, теряю равновесие и хватаюсь за шкаф, а всё фамильное ретро с грохотом падает на пол.