Одесский фокстрот

В медицинский институт Борька поступил назло родителям. Они хотели делать из него финансиста. И заставляли поступать в нархоз. Чем нархоз может помочь человеку, по рождению и по факту наличия сверхъестественной удачи являющемуся финансистом? И Борька пошёл в медин. Родители посмеялись, мол, куда ты поступишь, сынок? В медицинский нужны либо деньги и связи, в смысле, первое – на второе. Либо химия-физика и русский язык (о да, тогда ещё в Одессе при поступлении в вузы писали сочинение на русском языке!). Смеялись они ровно до того дня, пока не увидели Борьку в списках поступивших. Нет, они ему не поверили на слово, и он их привёз под окна главного корпуса, за которыми и были вывешены списки. Родители не поверили ни Борьке, ни своим глазам – и пошли в деканат. Борька поступил в медицинский институт. Слабо представляя себе, что такое валентность и чем атом кислорода отличается от атома водорода. Папа и мама дали ему денег. Поздравили, вроде как… Сынок и отпраздновал. Вместо того чтобы купить себе машину или отправиться в круиз, Борька половину тут же пропил. А на вторую половину открыл… кооператив экстрасенсов. Называлась его контора как-то вроде «Нетрадиционная медицина традиционными способами». Или же «Традиционная медицина через нетрадиционные места». А то и вовсе «Энергетическая авиценна» (при этом Борька и знать не знал, что это за авиценна такая). Суть не в этом. Суть в том, что Борька взял на работу хорошего стоматолога, отличного кожвенеролога, замечательного массажиста и какого-то узкоглазого дядю, занимавшегося иглоукалыванием. Самого главного экстрасенса изображал сам Борька. Он размахивал руками над головами, «снимал отрицательную энергию», и вообще, вёл себя, как клоун. К нему стояли очереди. Через полгода он опомнился. Сдал сессию. Купил машину и сходил в круиз. Привёз из Греции шуб, из Турции – кожаных курток «из залуп». И всем этим торганул на Седьмом километре. Потом открыл салон проката видеокассет. И ещё – дёрнул с порта вагон апельсинов. И открыл торговлю автозапчастями по принципу «ройся-копайся». И наладил поставку контрабандных сигарет тем, кто так и не научился курить акцизные. И… Короче, как-то оно само собой закрутилось. И на месте одного видеомагнитофона, просвистевшего в окно второго этажа мимо Иркиного уха, на следующий же день появлялось два других. Взамен двух покрошенных топором в пластмассовую труху японских телевизоров возникало четыре новых. А вместо разбитой насмерть праворульной «Тойоты», спущенной по склону Тринадцатой, чисто чтобы посмотреть, «как это у них в кино так красиво выходит!» – чудесным образом из пространства материализовывалось леворульное «Вольво», которое тогда, признаться, днём с огнём было не только в Одессе.

Борька перепланировал, перестроил и отделал родительское летнее гнездо так, как на пресловутых фонтанских дачах тогда ещё не видывали. Особняки стали появляться много позже. При всём при том – Борьке на тот момент было лишь девятнадцать лет. Со всеми вытекающими из возраста и характера. Несмотря на его женатое положение.

Но однажды Борька влип. И влип по-страшному. Потому что машины под откос пускать – это одно. А убийство – это совсем другое. Мягко сказать. Груда металла против человеческой жизни.

Борька очень любил играть в карты. Нет, он не был игроком. Просто – любил играть в карты. В покер. Может же человек любить хорошее спиртное, но не являться алкоголиком. Может любить красивых женщин, но не быть бабником. Может любить играть в карты, но не быть игроком. Особенно – игроком профессиональным. Таким, что обувает другую категорию игроков – игроков клинических. Ни профессиональным, ни клиническим Борька не был. Но однажды попал в компанию, где два профессионала раздевали клинического. И взыграло в Борьке ретивое. Он и по меньшим поводам – вроде не вовремя принесённого зелёного чая – мог в любом заведении скандал закатить. Ирка криво глянет – разбитое окно. Мама не так по телефону про «как дела?» спросит – аппарат об стену. А тут в его присутствии, за одним с ним столом, профи обувают больного человека на весь его годовой запас тугриков, из рейса привезённых в семью, да ещё и ему, Борьке, подмигивают. Мол, сиди не жужжи, гешефт поделим!