Идём в туалет. Прямо через зал, в котором банкет. Зачем-то мы все втроём идём в туалет, хихикая, как школьники. Оставляем сумки открытыми всем козам, котам и ветрам – и идём через банкетный зал. В банкетном зале заседают типичные одесские старые и классические одесские средних лет. Какие-то совсем американизированные двадцатилетние. И лапочущая ин инглиш кроха. Забавная компания. Разношёрстная. Говорит толстый коротышка. Густые волосы цвета соли с перцем. В руках у него гранёный стакан.
– Идите вы, первые. Там нет мужского и женского! Я, всё-таки, девочка!
В стекляшке на Двенадцатой, как и в стекляшке на Четырнадцатой, для того чтобы попасть во «внутренний» туалет, надо пройти через кухню. Та ещё санитария. Судя по прикиду большей части банкетной компании, и особенно по тряпью и повадкам толстого коротышки, он мог снять «Фанкони». Зачем же у них банкет тут, в пролетарской пивнухе на Двенадцатой? Не слишком-то и сильно изменившейся со стародавних времён.
Я подслушиваю, пристроившись в дверном проёме между кухней и туалетом.
– На Четырнадцатой Фонтана собирались студенты. На двенадцатой – пролетариат. Они напивались – и встречались на Тринадцатой. Всегда напивались. И иногда встречались, – говорит собравшимся коротышка цвета перца с солью. Видно, что именно он – хозяин этой разношёрстной компании. – Огромный кусок моей жизни навсегда остался здесь. На Тринадцатой Фонтана! – Мне кажется, или у него прям таки слеза скатывается по слегка сизой щеке? – Между Двенадцатой. И… – он сглатывает. – Четырнадцатой! – чеканит он и обводит правой рукой стены стекляшки.
Ладонь его правой руки пересекает длинный неуклюжий грубый шрам от поздно и неумело наложенных на глубокую рану швов.
Я тихонько выхожу на улицу. И долго смотрю в море с обрыва. Возвращаются мои старые друзья. Старые друзья – это такие друзья, в дружбу с которыми уже не надо играть. Старые друзья понимают, что никакой дружбы на самом деле не существует. Мы все одиноки. И дружим лишь со своими шрамами.
– Слушай, я когда возвращался… Кстати, ты куда подевалась?
– Сходила в уличный.
– И?
– Не Хилтон, но на ХолидейИнн штата Огайо вполне потянет. Так что там, когда ты возвращался?
– Тот чернявый коротышка во главе стола рассказывал, что когда ему было девятнадцать – он человека убил. Так и сказал: «Я убил одного очень хорошего старого человека». Представляешь?!
– Знаю.
– В смысле?!
– Я знаю эту историю.
– Да ты что?!
– Бля буду!
– Будешь, будешь. Какие твои годы!
Официант приносит уху и мидии. Порции внушают.
– А чей это у вас там банкет?
Любопытство у моих друзей разыгралось не на шутку.
– Чудак в Америке живёт. А вырос здесь. День Рождения всегда в Одессе празднует. Раньше на Четырнадцатой. А как ту разваляли – так у нас. И всех со Штатов с собой волочит. Они ему слово поперёк сказать боятся. Бешеный дьявол! Чуть что не так… А с такими разве ж угадаешь?! Вот, например, в том году Сергей – наш официант – ему…
– А как вы посмотрите на ещё три по сто, на посошок?! – небрежно перебиваю я.
– Одобряю!
Смотрит на меня внимательно пару секунд. Уходит. И приносит очень быстро.
– За дружбу?
– За дружбу!
– За харизму!
Уха за дружбу идёт отлично.
– Так что там с историей про убийство?
– Жил-был на свете парень Боря. Он был единственным женатым молодым человеком в нашей студенческой компании. Росту в нём было метр пятьдесят пять, весу – килограммов пятьдесят вместе с кирзовыми сапогами. Кликуха у него была «Принц»…
История про убийство отлично идёт и под уху, и под мидии, и под бычков. Особенно – под бычков. Я только пью. Мои старые друзья едят – и плывут. А ещё говорят, что мужчины позже стареют! Стареют, может, и позже – сдаются раньше. Мне бы их теперь по такси распихать. Это вообще очень странно, что хоть кому-то из нас интересны истории не про нас. Все мы страшные болтуны и склонны перебивать друг друга. Поэтому лично я в основном пишу. Белый лист не перебивает.
– Так ТЫ-ТО откуда знаешь эту историю?! – в глазах одного из моих старых школьных друзей вспыхивает огонёк интереса. Но быстро гаснет, потому что еда и спиртное выматывают ничуть не хуже моря и ветра. А если ваша чокнутая подруга промотала вас перед этим всем по всему Большому Фонтану от Аркадии до Шестнадцатой и обратно… А вот и такси!
От Шестнадцатой до Аркадии
Этот город – как лакмусовая бумажка. Хочешь проверить человека – пригласи его в Одессу. Нет, ты пригласи, чтобы он таки приехал! И этот город окунёт его в себя. И сразу будет понятно – скис человек? И если скис – кто он теперь: молочно-кислый продукт или гниль? Да. Я категорична. Или излишне метафорична. Что в иных ситуациях – одно и то же. И не имеет никакого отношения ни к Шестнадцатой станции Большого Фонтана, ни к Аркадии.
– Так когда вы будете? Уже подъезжаете к Одессе?! Какие молодцы! Давайте встретимся в…