Одесский юмор. Рассказы, миниатюры, афоризмы

Сима в гостях у Раи. Рая подает на стол свой коронный «наполеон». Гости волнуются, они знают, что Раин «наполеон» — это что-то с чем-то. Сима сидит настороженно: уже десерт, уже конец вечера, а повода все нет! Кто-то из гостей, просто чтобы скрыть глотание слюны, просто чтобы шевелить ртом якобы для дела, задает вопрос хозяйке:

— А что, Раечка, «наполеончик» сегодня сладкий?

— Сладкий, Ромочка, сладкий, — кремовым голосом отвечает Рая, нарезая торт. — Слава богу, чуть-чуть не подгорел…

На этих ничего не значащих словах Сима внутренне делает стойку борзой, услыхавшей хруст ветки под заячьей лапой.

А Рая, выдавив ножом из торта очередной заварной бурунчик, заканчивает еще более ничего не значащими словами:

— …но чуть-чуть ведь не считается, правда, Симца? Чуть-чуть… не считается…

Все! Курок нажат, спичка зажжена, веревка лопнула! То, что для вас невинное бормотанье, для Симы… Это ее сейчас нарезают ломтями тупым ножом! Это ее вишневую кровь разливают по стаканам вместо компота. Это у Раи чуть-чуть не подгорел, это у Раи не считается, а у Симы на прошлой неделе таки да сгорел именинный торт прямо перед приходом гостей! Сгорел до углей, так что пришлось срочно посылать Фиму в ресторан «Море» за позорными покупными пирожными. Чуть-чуть не считается? Считается! Впрочем, пылающая от восторга обиды Сима уже в дверях:

— Фима, что же ты сидишь? Ты что, не слышишь, о чем тут говорят?!

Дверь бабахает, едва удержавшись в косяке. Гости хором вздрагивают, привычно фиксируют доносящееся с лестницы: «Чтобы ноги моей в этом доме!..» — и, облегченно вздохнув, тянутся к «наполеону».

Рая, как бы извиняясь перед гостями, разводит руками, при этом роняя с ножа на лысину Семы густую сладкую каплю, и говорит с искренней любовью:

— Ну? Как вам нравится эта самашедшая?..

Вот такие бывали поводы. Но все это детский лепет по сравнению с эволюцией искусства обиды в условиях эмиграции. Поверьте мне, настоящая еврейская обида рождается все же в неволе. Я имею в виду — на свободе чужбины.

…Когда мы с женой впервые прилетели в Нью-Йорк, в аэропорту Кеннеди нас встречали близкие друзья. В разные годы мы их провожали в эмиграцию — кого из Одессы, кого из Москвы, провожали, казалось, навсегда, — и вот, надо же, они и мы опять все вместе, как ни в чем не бывало, неразлейвода, дружба навеки, ура!

Веселой гурьбой, взаимно перемазавшись губной помадой наших дам, мы поднялись на автостоянку на крыше терминала и расселись по машинам. Мы с женой естественным образом попали в машину именно той пары, которая нас официально пригласила в гости в Америку и у которой как у хозяев мы поселялись на недельку. Растроганные встречей, мы вертели головами, глядя через стекла, как наши остальные друзья рассаживаются по своим отдельным американским машинам, при ночном освещении и легком возбуждении казавшимся шикарными. Хлопнула последняя дверца, и наша кавалькада двинулась к первому в моей жизни американскому хайвею. «Вот и замечательно, — приговаривали хором наши друзья-хозяева, — стол уже накрыт, сейчас приедем, нальем, поговорим!..»

Через сорок минут мы подъехали к симпатичному двухэтажному домику. И уже осмотрев дом, восхитившись подвалом, узнав основные английские слова: «моргидж», «бэйсмент», «иншуренц» и будучи почти укушенным японским пекинесом, я очнулся и выглянул в окно. Никакая кавалькада из аэропорта не прибыла, машина наших хозяев одиноко насупилась под навесом. Наши ближайшие друзья не приехали к своим ближайшим друзьям, чтобы отметить приезд их ближайших друзей. «А где же… все?» — попытался спросить я, но тут прибыла хозяйка и потребовала идти немедленно в «ливинг».

Надо признать, что стол был действительно накрыт по-людски, и налить налили, и даже гости были. Три пары незнакомых нам людей, с которыми у нас не было ничего общего, принялись активно, наперебой расспрашивать нас о том, как именно плохо сейчас живется в России. И, не дожидаясь наших ответов, рассказывать, как именно замечательно им живется в Америке. Отчаянно захотелось соврать что-нибудь хорошее о российской жизни, но то ли от усталости, то ли от отсутствия фактажа пришлось напиться…

А наутро я узнал, что остальные наши друзья не приехали в этот дом потому, что они все уже давным-давно друг с другом даже не разговаривают. И то, что они собрались вчера вечером на территории одного аэропорта, это вообще подвиг с их стороны.

— Понимаешь, — шептала жена, — они тут все друг на друга обижены. Они мне вчера даже говорили, кто на кого и за что, но я ничего не поняла…

— Идиотизм! — возмутился я. — Что же, нам со всеми теперь по отдельности встречаться? С ума посходили в этой Америке…

— Ты не понял, — жена постучала меня пальцем по лбу. — Никто с тобой не собирается встречаться. Они на нас с тобой уже тоже обиделись.

— На нас? Когда? За что?!

— За то, что мы из аэропорта поехали к Лиле с Борей…

— А куда же нам было ехать? Мы же здесь… Они же… Мы же думали… Что мы должны были делать, черт подери?!

— Не знаю, — вздохнула жена. — Наверное, не надо было нам сюда ехать…