Одесский юмор. XXI век

Толстяк что-то радостно залопотал и, успокоенный, пошел к себе в каюту, а Василий Петрович послал заспанную дневальную за судовым плотником…

Леопольд Кузьмич – народный умелец, мастер на все руки – сладко спал в ореоле легких паров самогона собственного изготовления (других напитков он, натурально, не признавал) и был, мягко говоря, не слишком обрадован бесцеремонным тормошением собственного тела. Открыв глаза, он недовольно прищурился и сумрачно спросил дневальную:

– Чего надо?

– Василий Петрович просил срочно явиться в бюро информации, – скороговоркой сыпанула та и убежала.

«Чего это Лысый задумал на ночь глядя… – бурчал, одеваясь, Леопольд Кузьмич. – Дня ему не хватает?..»

– Извини, Кузьмич, что побеспокоил, но дело срочнейшее! – пожимая плотнику руку, заявил Ляпкин. – Смотри, что подлецы натворили: выиграл человек прекрасный сувенир, думал в своей Германии похвастаться нашей балалайкой, так они, туристы эти, из зависти, видать, всю ее перепачкали.

Только что мне немец этот толстый жаловался, чуть не плакал. Сделайте что-нибудь, просит, чтоб этот позор уничтожить, ведь завтра уже на берег сходить, – как я с такой запачканной балалаечкой домой явлюсь, стыдно перед соседями! Так что ты уж, дорогой, придумай, как ее обновить, руки-то у тебя золотые! Нужно немцу ее завтра утром вручить.

Кузьмич Василия Петровича, можно сказать, уважал, поэтому без лишних слов взял инструмент, пообещав, что утром балалайка будет на все сто!

– Я, Кузьмич, к этому времени уже сменюсь, так ты ее Надежде Алексеевне отдай, она меня сменит. Скажи: мол, толстый немец за ней, за балалайкой, явится, пусть отдаст.

– Сказал – все будет о'кей! – окончательно успокоил его Кузьмич и пошел к себе в плотницкую.

Мастер – он мастер и есть! Леопольд Кузьмич тщательно ошкурил балалайку с помощью наждачной бумаги, в отдельных местах нанес тончайший слой шпатлевки, обождал, пока она высохнет, и уже после этого нанес слой мебельного лака. Немного подождал и второй слой нанес. Балалайка засияла! Удовлетворенно хмыкнув, Кузьмич отправился досыпать, а утром, как и обещал, вручил балалайку сменившей Ляпкина ничего не подозревавшей администраторше.

– Отдашь толстому немцу, – бросил, уходя, плотник.

Не прошло и десяти минут – является герр Шмидт. Признав в нем по описанию Кузьмича «нужного» немца, Надежда Алексеевна протягивает ему балалайку. Толстяк ее не берет и требует свой инструмент. Послали за Кузьмичом. Создавшейся ситуацией заинтересовался проходивший с обходом судна капитан.

– Твоя работа? – спрашивает он подошедшего Кузьмича.

– Моя! – с гордостью отвечает народный умелец.

– Кто дал команду? – продолжает интересоваться капитан.

– Лыс… э-э-э… Василий Петрович.

– А-а-а, – протянул капитан и недобро прищурился: – Наш знаток немецкого языка? Тогда все ясно!

Кое-что начал уже понимать и герр Шмидт, из-за чего срочно вызвали врача, дали что-то успокоительное… А тут уже благо и трап опустили, по которому дюжие матросы бережно свели впавшего в прострацию Шмидта и передали в объятия встречающей его жены. От балалайки он категорически отказался и прокричал в сторону судна нечто, от чего доброе лицо фрау Шмидт покрылось багровым румянцем.

Балалайку по акту передали в судовой киоск. Ничего не подозревающего Василия Петровича, который в это время подошел к бюро информации, не на шутку осерчавший Кузьмич громко обозвал «старой перечницей» и еще вдобавок «лысым козлом», после чего Ляпкин, почувствовав, что произошло что-то ужасное, мгновенно ретировался и заперся в каюте.

Когда судно пришло в Одессу, он с чемоданом в руке сбежал по трапу, ни с кем не простившись.

Герр Шмидт теперь всем рассказывает о русских жуликах, подменивших его балалайку с автографами. А Василий Петрович с флота ушел. Говорят, работает в бюро путешествий и экскурсий. Охранником…

Странные эти немцы…

Уж и не знаю, почему вспомнилась мне эта давняя история, произошедшая лет сорок назад. Тогда весной в одесский порт прибыли специалисты одной немецкой компании для монтажа изготовленных ею же зерноперегружателей. Приезду немцев предшествовало совещание у начальника порта, на котором была поставлена задача всячески содействовать работе иностранных монтажников, скрупулезно выполняя все пункты подписанного ранее контракта. Оно и понятно – в отличие от нас, пребывавших в дремотной эйфории наступления не сегодня завтра светлого будущего в виде коммунизма, немцы расслабляться себе не позволяли, аккуратно считая каждую копейку (по-ихнему – «пфенниг») и ревностно выискивая любое нарушение контракта с нашей стороны.