Одесский юмор. XXI век

– Но я же не крещеный, я, как ты догадываешься, еврей, – предупредил Партникер.

– А это нам неважно. Важно, чтобы был соблюден протокол приема, – сказал предводитель, в котором окончательно проснулся главный писарь коша.

Но и в Партникере проснулась торгашеская жилка предков, и он возразил, что за одну пару штанов не станет публично осенять себя христианским символом. А вот за две – это совсем другое дело.

– Две пары штанов – это серьезно, – сказал он.

– Я не уполномочен делать такие щедрые подарки за вступление в казачество, – загрустил предводитель.

– Да, но я же при этом становлюсь если не совсем отступником, то почти отступником, – возразил Партникер.

– Ладно, – решился писарь, – вступай за две пары.

– Но этого мало, – загорячился Партникер, в котором все отчетливей стала проступать национальная страсть к торговле. – Понимаешь, моя религия на три тысячи лет древней твоей. И что же, за то, чтобы вступить в твой детский религиозный сад, я возьму всего две пары джинсов? Вот если вы к ним приложите шаблюку и бунчук – тогда я буду считать себя совершенно удовлетворенным казаком.

Тут бедный писарь-предводитель поперхнулся очередной рюмкой.

– Нет, – сказал он. – Я тебе этого обещать не могу. Я обязан собрать громаду и посоветоваться с ней.

С тем и ушел.

Так Партникер и не отказачил себе две пары штанов с саблей и бунчуком. А что до стакана водки – сами понимаете, это не проблема.

Игорь Павлов

Дельный совет

Как-то Ной и Антиной
Шли дорогою одной.
Ной спросил у Антиноя:
«Как бы век прожить, не ноя?»
И ответил Антиной:
«Антиноя, дорогой!»

Кошмар

Аквариум полон,
Но рыбок в нем нет.
Осталась записка:
«Ушли на обед».

Одиночество

– Ах, – жалобно сказала Щука, —
Карась плывет! Какая скука!
Тут не успеешь рта раскрыть —
И не с кем переговорить.

Слон и Моська

Продолжение

Слон ухватил за хвостик Моську
И посадил ее в авоську.
В авоське Моська присмирела
И говорит ему несмело:
«О господин, прошу прощенья!
Я лаяла – от восхищенья…»

Анна Мисюк

Пушкин – наше все

Дело было так. Летом Литературный музей получал заказы на лекции в санаторных клубах. «Пушкинская» тема пользовалась спросом, но в особом курортном варианте. Дабы не мучить публику, разомлевшую от моря и солнца, академизмом, я изобрела лекцию под названием «Лирические героини одесского года». Амалия Ризнич, Каролина Собаньская, графиня Воронцова, посвященные им стихи, легкие исторические анекдоты из истории одесского общества пушкинской эпохи – все вместе сплеталось, как мне казалось, в непринужденную болтовню о несомненной классике, благосклонно выслушивалось публикой в самую ужасную жару, и я радостно проводила эти часы в курортной зоне от Аркадии до Золотого Берега вместо того, чтобы изнывать в духоте центра.

И вдруг… Завершив свои речи под привычные аплодисменты, я спросила, есть ли вопросы и замечания, – ну зачем это мне понадобилось? Наверное, неохота было нырять в жару из прохладного, затененного до сумеречности зала.

И он встал в третьем ряду (всего-то было заполнено рядов пять), светловолосый худощавый человек с суровым лицом, но что была суровость этого лица по сравнению с разгневанным голосом, который обрушил на меня вопрос: «Как вы могли сказать о Пушкине такое?!»

Не побоюсь банальности – я похолодела, я не могла вообразить, что такое? Рука заведующей клубом, которая уже уверенно выводила на моей путевке привычное «лекция прочитана на высоком…», замерла… Публика, направившаяся к столовой, замерла тоже и уставилась с крайней заинтересованностью.

«Это же сам Пушкин! А вы такое о нем!» Он кипятился не на шутку, и не помню уже, как через этот каскад возмущения пробился мой вопрос о причине: «В чем дело? Ради бога, что не так?»

«Как это что?! Вы сказали, что за целый год у Пушкина было всего три женщины! Три! За год! У Пушкина! Да у меня на сколько больше бывает! За год-то! А это ведь Пушкин! Наша слава! Классик…»

«Вы понимаете, я ведь не говорила о любовных связях, их было больше, намного, но – знаете – на лекции… я только о тех, кто вдохновил на стихи, а так, конечно, больше, гораздо больше, тем более Одесса, вы же понимаете…» Народ вокруг толпился (кажется, на лекции их было меньше) – внимание, молчание…

Мой оппонент кивнул, согласился как-то неожиданно сразу: «Да, которые вдохновляют – этих меньше, да, у меня тоже намного меньше, а это тем более Пушкин. Благодарю».