Одесский листок сообщает

Алексей Николаевич вернулся в департамент возбужденный и сразу направился к директору. Зотов выслушал подчиненного и тут же открестился, послал к Курлову. Но того не оказалось на месте. Секретарь пояснил, что товарищ министра у Столыпина, задерживается, но уже телефонировал от премьера. И велел срочно разыскать к его возвращению Лыкова! Что-то важное и неотложное. Похоже, с командировкой в Одессу придется повременить… Разве что военные с моряками сочинят такие бумаги, что перевесят прочие особые поручения.

Курлов появился спустя десять минут.

– Заходите, Алексей Николаевич, – буркнул он на ходу.

Генерал-майор был не в духе.

– Вот, – сказал он, вручая Лыкову документ. – Это свежая сводка происшествий, прочтите вслух предпоследний абзац.

Тот полез в конец бумаги и зачитал:

– «Между телеграфным постом номер четыре и станцией Белокаменная Московской окружной железной дороги совершено ограбление будки путевого сторожа Дроздова. В отсутствие хозяина, который был на службе, зверски убиты его жена и дети: три дочери и сын. С ними также соседка, зашедшая попить чаю. В живых остался лишь младший ребенок, спавший в корзине на печи. Надо полагать, что преступники его просто не заметили. Вещи в доме перерыты».

Какое-то время чиновники молча смотрели друг на друга. Потом коллежский советник скрипнул зубами:

– Опять! Когда же это кончится?

– О происшествии доложено государю. Он повелел поймать негодяев как можно быстрее. Четырех детей не пожалели…

Лыков тут же встал:

– Жду ваших приказаний.

– Вам следует немедленно выехать в Москву. Кошко уже занялся этим делом. Он хоть и опытный человек, но в Первопрестольной недавно. Поможете ему.

– Слушаюсь.

Коллежский советник хотел было идти, но товарищ министра не отпустил его, сказав:

– Столько крови за один раз… Им размозжили головы кувалдой. Знакомый почерк?

– Знакомый, – признался сыщик. Он и сам уже подумал об этом.

– Не тот ли это зверь, которого вы упустили в прошлом году в Тирасполе?

– Очень может быть.

– Вы докладывали тогда, что следы ведут в Одессу. Верно?

– Мы получили нечеткие данные. Люди боялись говорить правду.

– И что?

– Вместе с местной полицией перерыли город. Мой помощник Азвестопуло знает его как свои пять пальцев: все притоны, укрывателей, скупщиков краденого, налетчиков…

– Азвестопуло? Это тот, чернявый?

– Точно так, Павел Григорьевич. Титулярный советник. Он трижды был у вас вместе со мной. Талантливый, порядочный, со многими достоинствами.

– Что же вы злодея не поймали, если ваш помощник такой талантливый? – желчно спросил заведывающий полицией.

– Это не так просто. Степана Балуцы в Одессе не оказалось, иначе мы бы непременно его нашли. Но он мог туда вернуться позже.

– Зачем?

– Братья Балуца родом из Херсона, но состоялись как бандиты в Одессе. Тут их привычная среда обитания: сообщники, любовницы, покупщики добычи. Агафона пристрелили, а Степка… Он знает, что его ищут. И если поймают, то повесят. В Одессе ему прятаться легче всего.

– А налет на будку Дроздова? – спросил Курлов.

– Сделал вылазку, взял добычу – и опять назад.

– Какая добыча может быть у путевого сторожа?

– Не знаю, Павел Григорьевич. Вот скатаюсь туда, тогда отвечу на этот вопрос. Есть сторожа, связанные с железнодорожными ворами. У них в будке чего только не найдешь.

– Но зачем убивать шестерых? Баб да детей. Сопротивляться они не могли. Зачем? Не понимаю.

– Я тоже никогда этого не мог понять, – ответил сыщик. – Зачем волки убивают добычи больше, чем могут съесть? Вот и тут волк.

– Пора его… Ну вы понимаете…

– Пора, загулялся. Разрешите идти?

Так Лыков вместо Одессы угодил в Москву. Его давний знакомый Аркадий Францевич Кошко меньше года назад возглавил здешнюю сыскную полицию. Опытный и решительный, он начал наводить в городе порядок. Вряд ли надворный советник нуждался в помощи Лыкова. Но, если убийца шести человек действительно Степан Балуца, Алексей Николаевич хотел принять участие в дознании.

Он провел в Москве всю следующую неделю. Облазил место преступления, опросил соседей, а также самого Дроздова. В одночасье лишившийся почти всей семьи, тот был раздавлен горем. Единственного оставшегося в живых сына сторож не выпускал из рук и едва не молился на полугодовалого ребенка.

– Он у меня теперь смысл жизни, звездочка небесная, радость и ниточка до Бога, – твердил железнодорожник. – Ведь нелюди могли и его пришибить. Остался бы я один как перст. А Всевышний пожалел, пожалел… Наказал меня за грехи мои, но оставил отдушину.