«Я ждал этого первого свидания с трепетом новичка. В тебе я не сомневался ни одного мгновения. Я знал, что ты придешь. Но я не знал, как ты себя поведешь.
Я был там уже добрых полчаса, когда ты пришла. Правда, это тоже входило в мой план. Я спрятался в углу, чтобы, как мы и договорились, схватить тебя, когда ты окажешься рядом. Я предупредил тебя об этом по телефону. Но ты проходила мимо меня два раза, прежде чем я решился действовать. Твое платье скользило по моему лицу, а за тобой тянулся тонкий шлейф твоих изысканных духов, смешавшихся с каким-то звериным запахом твоего тела. Я знал, что ты напряжена, дрожишь, сжимаешься от ожидания. Я смаковал эти мгновения молчаливого сладострастия, мне не хотелось прерывать их. И лишь в третий раз мои руки скользнули под твое платье. Твои ноги конвульсивно сжались — почему? Чтобы помешать моим рукам продвигаться дальше, или чтобы удержать их? Возможно, и по той, и по другой причине. Ты дрожала, а мои руки пытались нащупать сквозь тройную броню распустившийся цветок твоего лона. Не красней, я не добрался до него. Но твое прерывистое дыхание было так отчетливо слышно в тишине! Сколько это длилось: минуту, две? Скажи мне теперь сама: во сколько часов воспоминаний они для тебя превратились?
Я напрасно пытался вспомнить то, что мы говорили друг другу. Я думаю, что ты говорила лишь для того, чтобы нарушить слишком насыщенное новыми ощущениями, страхом и волнением молчание. Ты говорила для того, чтобы хоть как-то ощутить реальность, прийти в себя. Признайся теперь, что ты больше боялась не меня, а себя. Ты знала, что я смогу держать свои желания под контролем, но не была уверена в том, что найдешь в себе достаточно сил, чтобы сопротивляться собственному желанию. Достаточно было одного моего неловкого поступка или слова, чтобы ты в панике убежала. Когда я стоял перед тобой на коленях и прижимался губами к нежной коже твоей ножки выше чулка, ты испустила стон. Может быть, именно он отрезвил тебя, потому что ты тут же взяла себя в руки.
Все это мы проделаем снова. Но ты уже будешь меньше бояться, в тебе будет больше дерзости. Но не слишком много. Иначе, мне кажется, я буду разочарован. Зачем бросаться друг на друга? Продлить ожидание — не означает ли продлить удовольствие?
Привыкни свободно говорить об этих вещах, не стыдись и ничего не скрывай. Иначе будет ханжество и идиотизм. Ведь наслаждение от вкусной еды, хорошего вина, музыки, поэзии — все это удовольствие, зависящее исключительно от вкуса человека, состоит из тех же молекул, что и мое наслаждение от обладания тобой, и твое — от моих ласк. Но если можно свободно говорить об одних удовольствиях, то почему же другие должны быть запретной темой? Издержки цивилизации! Ты спокойно позволяешь всем любоваться твоим восхитительным носиком или изящным изгибом ушка, но соски, но лоно… как можно?!
Впрочем, в глубине души мы вовсе не в претензии на подобное ханжество, потому что оно придает некоторым удовольствиям сладость запретного плода. Но признай, что мой способ лучше, чем все остальные. Много ли найдется на свете пар, которые терпеливо ткут сеть своих желаний и ничего не рвут до срока? Кто бы мог подумать, что вы, мадам, такая благоразумная и чопорная, так мало склонная к безумствам, позволите поселиться в вас совершенно другой женщине, ничем на вас не похожей? Правда, пока она еще может в любой момент исчезнуть, она еще не сильнее первой. Но каждый день меняет ситуацию, все произойдет, ты знаешь. Доказательства? Да то, что ты на первое свидание пришла, защищенная тройной броней. Но ведь на второе свидание уже может одеваться совершенно другая, новая женщина, а я все повторю заново. Зачем спешить?
Я буду ждать тебя завтра в десять часов».
