Одиль, не уходи!

Мне хотелось бы знать, какое впечатление производят на вас мои письма. Конечно, вы мне этого не скажете. Однако можно ведь задавать вопросы по-разному, да и отвечать тоже. Если мои письма вам нравятся — приколите красную гвоздику на платье к нашей следующей встрече. Если письма слишком дерзки, пусть гвоздика будет белой. А если вы считаете их недостаточно смелыми… что ж, тогда нужны две красные гвоздики.

Прошлую ночь я видел вас во сне. Самое интересное заключается в том, что, желая вас завоевать, я запутался в собственных уловках так, что стал рабом своего же колдовства. Я тут же применил самое верное средство против этого: сегодня я спал с другой женщиной. Но, кажется, называл ее Одиль».

4

«Ни белой гвоздики, ни красной… Зато какая хитрая улыбка на губах! Это была семидесятилетняя почтенная дама, уже давно вышедшая в тираж, которая кокетливо выставляла напоказ обе гвоздики. И знаете ли вы, кто ее так украсил незадолго до моего прихода? Вы!

Вы в тысячу раз более желанны для меня в своей жестокой насмешке, чем в слишком быстрой капитуляции. Скажу еще одну вещь, которая вас удивит: я безумно хочу вас, но был бы страшно разочарован, если бы добился желаемого раньше срока. Какого срока? Инстинкт мне подскажет. Только дикари стремятся к немедленному удовлетворению своих желаний, получая лишь крохи животного удовольствия и лишая себя подлинного наслаждения. У них остается лишь пепел чувств и безвкусный осадок воспоминаний.

Нет, ждать, готовить, подстерегать, говорить себе, что день за днем, письмо за письмом мы незаметно становимся все ближе друг к другу, что больше нет ни единого интимного дела в вашей жизни, включая ваш тайный туалет, где бы ваша мысль не была захвачена мною… Вот так, как если бы я внезапно открыл вашу дверь, запертую на задвижку, в самый неожиданный момент. Кто бы мог подумать еще три недели тому назад, что я буду так разговаривать с вами?