Читаем Один полностью

Это опасно прежде всего тем, что архетип – вот этот враг – всегда у вас вызывает ненависть. Не дружелюбие, не интерес, а он вызывает ненависть. А новое поколение, мне кажется, доброжелательное. Вот чем я действительно поражён: современные молодые люди… Причём я очень чётко вижу границу, с которой они начинаются – последние два года. Условно говоря, люди где-то 1995-1997 годов рождения – это люди доброжелательные. Я не знаю, с чем это связано и чем это объяснить. Это не значит, что среди них нет фашистов. Конечно, есть. Это не значит, что среди них нет погромщиков. Конечно, есть. Но они не составляют тенденции, понимаете, они не составляют большинства. И никакого нет фашизма в том, чтобы признать: да, бывают люди добрые и злые, бывают хорошие и плохие. Потому что как сказала Новелла Матвеева: «Потому что если „всё едино“, значит „всё дозволено“. И точка». Вернёмся через три минуты.

РЕКЛАМА

Продолжаем «Один», Быков в студии. Ещё 20 минут нам с вами – мне радоваться, а вам, наверное, мучиться. Ну, всё равно. Мы говорим люденах у Стругацких и о люденах в XXI веке.

Меня спрашивают три человека: «А каков же третий критерий?» Могу сказать, хотя этот третий критерий мне самому совершенно не нравится. Этот критерий – отсутствие узкой профессионализации, отсутствие узких, конкретно направленных интересов. Современные молодые люди с равной вероятностью (я имею в виду вот это поколение новое) могут заниматься всем и менять работы резко и радикально. Больше того, мы ещё не видели с вами зрелости люденов, мы не видели их старости. Они в зрелость-то войдут только через небольшое время. Что их ожидает – я не знаю. Но я знаю… Знаете, как знает конструктор у Лема в «Эдеме», что в этом предмете, который он держит в руках, есть какая-то разомкнутая цепь, но какая, он не знает, он чувствует это. Так же и я. Я чувствую, что у этих людей после 40 будет резкое изменение жизни, они будут резко вообще менять свою жизнь – вплоть до ухода в монастырь или до освоения новой техники. Это будут другие люди, которые могут резко менять профессию, образ жизни, семью, может быть, кстати, тоже.

Между прочим, вопрос о многожёнстве не просто так возник сегодня в нашем формате. Все предчувствуют, что какой-то большой слом произойдёт. Возвращаясь к книге о Маяковском, скажем, Брики тоже были такой моделью советской новой семьи, не очень удачной моделью. У Михаила Илларионовича Михайлова была такая семья ещё в XIX веке. А у Герцена? Пожалуйста, вам даже не трио, а квартет. Ну, там вообще с Гервегом жуткая была история.

Короче, я вообще считаю, что очень многие сдвиги в жизни этих людей, в их семьях, в их увлечениях будут налицо. Пока я вижу одно: они не нацелены на какую-то конкретную профессию. Отсюда – трудность выбора вуза для них сегодня. Они выбирают тот вуз, который даст максимум информации. В этом смысле американская система образования мне кажется пока лучше приспособленной. Российская тоже будет приспособлена очень хорошо, как только в ней произойдут благотворные перемены. Надо не профессию давать. Надо давать базовый уровень знаний, надо работать над информоёмкостью человека, над его способностью усваивать новое.

Современный студент (я это говорю с полной ответственностью как всё-таки преподаватель с некоторым стажем) может за две недели подготовить исчерпывающую работу на тему, которая ему абсолютно не знакома, а за два дня – поверхностную, но качественную работу на ту же тему. Может, энергетики помогают. Может быть, честолюбие. У этих людей, кстати, очень много тщеславия, честолюбия; меньше злобы, но больше честолюбия. Честолюбие – хорошее качество. «Зависть – сестра соревнования, следственно из хорошего роду», – помним мы из Пушкина. Так что не так всё плохо. Вот то, что у этих людей исчезает чёткая профессионализация – для меня очень радостная примета.

Теперь естественный вопрос, который мне десять раз уже задан и на который я с удовольствием отвечу: «А что же будет с нами? Что же будет с теми, кто сегодня составляет пока медленное большинство – с теми, кого не взяли в людены?» Тут ещё очень хороший вопрос: «Как стать люденом?»

Боюсь, я должен вас огорчить. «Мокрецом можно только родиться», – возвращаясь к «Гадким лебедям». Помните, там Банев забоялся, что он заболел проказой этой, что он стал мокрецом. И, по-моему, Нунан ему объясняет: «Извините, это врождённое, с этим надо родиться. Вы не можете стать мокрецом». Вы можете, конечно, при определённых условиях разогнать свой мозг до того уровня, что будете очень быстро всё понимать. Но что будет при этом с вашей доброжелательностью? Я, честно говоря, не уверен… Боюсь, что мы с вами – уже прошлое, мы – уже вторая ветвь эволюции. Ничего не поделаешь. Наверное, древнему человеку, питекантропу тоже было бы обидно, посмотри он на сегодняшнего какого-нибудь рокера, рассекающего по Москве.

Перейти на страницу:

Похожие книги