Читаем Один человек полностью

Один человек

Поезд Москва — Чернигов. Ночь. Какая-то станция. Кажется, Сухиничи. Просыпаюсь оттого, что в окно купе стучат. Открываю глаза — передо мной лев и крокодил. Улыбаются. Нет, на ночь был только чай с яйцами. Крутыми, как и полагается в поезде. Оба плюшевые, огромных размеров. В смысле лев и крокодил. Выглядываю на перрон. Полное сальвадорское дали. По ночному перрону в тусклом свете фонарей бродят люди, увешанные с ног до головы плюшевыми игрушками. Зайцы размером с волка, волки размером со льва и львы размером с небольшого слона. Лебеди, Чебурашки, поросята, ёжики, у ёжиков плюшевые иголки. На каждом коробейнике висит зоопарк небольшого райцентра, если б такие зоопарки заводили в наших райцентрах. Попутчики сказали, что коробейники — работники местной фабрики игрушек. Им зарплату выдают плюшевой фауной. Вот и крутятся. А ещё были огромные куклы в красивых подвенечных платьях. Был бы лилипутом — приехал бы сюда покупать платье для своей невесты.

* * *

Город N. Это на северной Украине. Сюда, наверное, приезжать умирать хорошо. Простишься без сожаления. По улицам сонные куры бродят. Что-то клюют. Жители, похожие на этих кур. Какие-то истерзанные кильки на прилавках ларьков. Церковь, перестроенная из школьного спортзала. Из автомобилей старенькие «москвичи», «запорожцы» и «копейки». Даже гривенников нет. Часы на угловом доме остановились. И слава богу, что остановились. Кажется, до своей остановки они шли в обратную сторону.

* * *

Огромный военный завод, на котором делают мои химические реакторы. Раньше завод делал… Впрочем, кому интересна теперь их заплесневелая военная тайна. У заводоуправления пейзаж побогаче. Кроме кур, бродят ещё и два индюка. Индюки злые, агрессивные, клекочут. Ну, это понятно — завод военный.

* * *

В кабинете начальника инструментального цеха. Начальник кричит в телефонную трубку:

— Небылица? Иван Тимофеевич? То Якименко. Ты ж почему договор срываешь, а? Нам же оторвут всё! Нет, ты мне дуру не гони, в договоре написано… вот — выконання, нет выкорыстуванняя, нет… Галя! Галя! (Это секретарше.) Кончай трындеть, переведи ж мене эту… мать… на понятный язык! Хер поймёшь! От же ж напридумали!

* * *

Беседую с мастером.

— А отчего у вас резьбы так плохо нарезаны? Вон гребешки какие рваные. Какие составы используете? Олеиновую кислоту используете?

— Эта… Она вонючая дюже. А вентиляция у нас того… не работает. Да и нет у нас той кислоты. Дорогущая.

— А что используете?

— А сало.

— ?!

— Та нормально. Ещё кислое молоко пользуем. Нам тут выдают молоко, так мы его сами и киснем. А сигаретки у вас нет? А то пошли б да покурили. Та не переживайте, перережем мы вам те резьбы. Сколько тех резьб…

* * *

В кабинете у главного инженера подписываем акты на то, что уже сделано. Сделано, кстати сказать, хорошо. Не благодаря, а вопреки, конечно. Со мной представитель фирмы, для которой я изобрёл эти самые реакторы. Моя подпись маленькая, а его большая. На неё ставят печать и бутылку коньяка. Главный инженер предлагает две и шоколадку. Он скромен. Если прикинуть объём его живота, то… Впрочем, какое моё дело — за меня будет пить представитель фирмы. У него богатый опыт и чайный цвет лица. Посылают секретаршу. Она мигом оборачивается. Начинается церемония подписания. Главное успеть. До отхода поезда осталось всего четыре часа. Чокаемся. И ещё. И опять. И снова. Первая бутылка уже не жилец. Главный инженер жалуется на жизнь.

— А раньше у нас было три линии. И мы все… круглые сутки. А испытания в Кривом Роге? Как ёбнет, так мама не горюй. А девки там… А сейчас… вот твою херню химическую делаем. Ты можешь из неё стрельнуть? Так чтоб километров за пятьсот-восемьсот? То-то же.

Чокаемся.

— А то, что мы заказ запороли, ну тот, что на крылатых ракетах… ну, ты помнишь, короче. Ну, который СБ-6. Так ведь инструмента ж нет приличного. Станки пенсионного возраста.

Чокаемся.

— Петра вот уволили. Спился Пётр. Наливай давай… А какой был главный технолог! Ты его не знаешь. Ты позже к нам пришёл. А где шоколадка? От Наташка! Небось, уже и домой отнесла. Ну, давай на посошок.