Один человек

Есть у меня знакомая. Добрая и душевная женщина. Живет она далеко, на другом конце света, и общаемся мы, естественно, при помощи электронной почты. И пишет она мне в письме об одном нашем общем знакомом: «…Всё-таки странноватый. Если бы он был пожилым человеком, то я бы сказала, что он входит во второе детство. Но… ему не может быть больше 50 лет. Я думаю, что он не каждый день включает свой компьютер. А так ведь он очень образованный и прекрасно понимает…» Моей знакомой, между прочим, ближе к шестидесяти. Плоды прогресса заказывали? Ешьте.

О городе Санкт-Петербурге с любовью

Всем хорошо моё Пущино — и Окой безмятежной, и лесами, и холмами, и воздухом прозрачным, и заброшенной дворянской усадьбой на краю, и осенним кленовым пожаром, и дымкой зелёной, апрельской. Вот только… живу я в микрорайоне «Д», а раньше жил в «АБ». А между этими «АБ» и «Д», как можно догадаться, «В» и «Г». И всё. И когда договариваешься с кем-нибудь о встрече, то говоришь — приходи к почте, к магазину «Спутник» или к институту почвоведения.

Двадцать пятого дня октября месяца сего года бродил я по Петербургу и с завистью смотрел на таблички с названиями улиц, площадей, мостов. Назначь свидание у Египетского моста, и она придёт загадочная, таинственная как сфинкс, с чёрными глазами. Назначь свидание на Аничковом мосту, и она придёт, цокая каблучками, строптивая — одно неосторожное слово, и на дыбы… Возьмёшь её ласково под уздцы, по крупу упругому легонько похлопаешь…

Назначь свидание у магазина «Спутник» и… лучше бы она не приходила. Немолодая, невесёлая, недевушка. В руке авоська, из которой торчат перья зелёного лука, похабного вида тепличный огурец из тех, что у нас зимой продают, буханка чёрного и рулон туалетной бумаги. И окажется она матерью кучи сопливых детишек, да к тому же и твоих, бездельник, пьянь, рожа твоя усатая бесстыжая… И побредёте вы уныло к дому в микрорайоне на одну из вышеупомянутых букв. Да по пути не забыть картошки купить, а то уж кончается.

А жил бы я, к примеру, на Кавалергардской… Кончики усов вверх подкручены, сапоги зеркальным блеском, каблуки щёлк-щёлк, мадам, позвольте ручку, ножку, шнуровку на корсаже ослабить, юбки по персидскому ковру разметать… Кавалергардская, одним словом. А письмо написать? Не то, которое мылом и по клаве настучать пальцем заскорузлым, а настоящее. Так, чтобы взять конверт из плотной бумаги, с красивой маркой и, умакнув перо, выводить с превеликим тщанием, с приоткрытым от усердия ртом, с мелкой барабанной дробью, с тонкой флейтой, со звоном шпор и медным полированным сверканием это гордое, стремительное и несгибаемое слово.

* * *

Пришёл спам. Предлагают отпраздновать Новый год в Ясной Поляне. «Интимная атмосфера графского праздника. Новогоднее шоу по рецепту Софии Андреевны (sic)! Безупречные номера люкс и полулюкс в графском стиле. Избранная публика в заснеженных аллеях графского парка! Сюрпризы и призы. Севрюжка и грибочки под “Русский стандарт”. Катание в санях по усадьбе». Маловато будет за пять сотен баксов. Так чтобы уж по-настоящему, по-толстовски. А пахать рано утром первого числа? А Катюш Масловых да Анатолей Куракиных в номера для несемейных участников торжества? Для дам, любящих экстрим, — возможность поваляться на рельсах Курской ж. д. Для мужчин — смерть по рецепту Ивана Ильича (после новогоднего шоу по рецепту Софьи Андревны). Ну и порка шпицрутенами после бала. Того, кто вытянет этот фант в новогоднюю лотерею. И обратно по железной дороге до Москвы. Высадка на станции Астапово. Последние семь дней в доме начальника станции. И не сметь противиться злу насилием. Вот это будет по полной программе.

* * *

В средние века с маяками дело плохо обстояло. Во время бурь на море корабли во множестве разбивались о береговые скалы или садились на мели, а уж потом их разбивало волной в щепки. Берега тёмные были, огоньков прибрежных селений и не разглядеть с моря. Иногда местные власти зажигали большие костры по ночам, чтобы шкиперы могли правильно ориентироваться среди огромных волн, свирепого ветра и проливного дождя. А иногда и население по собственному почину разводило такие костры. Особенно в глухих местах. Впрочем, тогда почти все места были глухими. Разведут костёр на скалах и ждут всю ночь. И кто держал курс на этот костёр, тот о скалы и разбивался. А наутро, как шторм утихнет, вся деревня, как заправские пираты, отправлялась грабить то, что прибило к берегу после кораблекрушения.

Вот такие у неё и были глаза — как эти пиратские костры.

* * *