«Ты же меня знаешь, Таша, я фантазировать не умею. От слова «вообще». Я и в детстве сказки слушать не могла – не понимала, о чем в них речь идет, так что не сомневайся, не придумываю. Ни словечка. Я как раз из кафе возвращалась, в полном расстройстве чувств… Да-да, высказала недовольство по поводу обслуживания. Да, в очередной раз. Кто б ещё меня при этом слушал! Так вот, поднимаюсь, выхожу из лифта, а он – мне навстречу. Не лифт, человек! Я его частенько в коридоре встречала, только хоть убей, не помню, в какой он конторе работал. Да и неважно. Хотя… Что дальше? Я иду. Он идет. Друг на друга. И в упор меня не видит, уж думала: столкнемся, но в последний момент отвернул. К балкону завернул. И вид у него при этом был… Да не у балкона! Не перебивай, а то ничего не расскажу. Плохой у него вид был. Я потому и задержалась. Прическу поправить, туфлю. А он к самому краю подошел и говорит, отчаянно так: «Я умею летать». Думала, он себя настраивает, знаешь, тренинги эти дурацкие… Уже уходить собралась, а он возьми и шагни. Да, прямо туда, где ничего нет. И – стоит. В воздухе. Стоит, руки в карманах держит. Я, наверное, ахнула или охнула, потому что повернулся ко мне и снова повторил. Что летать умеет. А я смотрю, и в голове только одна мысль крутится, что нельзя так. Не бывает и быть не может. И тут он прямо мне в глаза вдруг заглянул. А потом дернулся всем телом и как рухнет… Да, прямо вниз. Метров триста летел. Его ложечкой с мостовой собирали. Сказали, что обычный прыгун. То ли день у него не задался, то ли девушка бросила. Я, конечно, при полиции промолчала, мало ли что? Только психиатра мне ещё не хватало по расписанию! Но было оно. Не то, чтобы летал, висел просто. Верил, что висит. И знаешь, Таша… Мне почему-то кажется, что не взгляни мы друг на друга, так и висел бы до сих пор. Или улетел куда вместе с птицами. Увидел он что-то не то, вот и сбился. А что именно, даже представить не могу…»
– Не берет.
– А?
– Не берет, говорю.
– Чего-чего?
– Напор слабый, вот чего! Сейчас добавлю.
Штуцер дернулся, как живой, вырываясь из рук, зато струя, ударившая в кузов, мигом отслоила особенно цепкий шмат грязи.
Помывочный день, будь он неладен. С одной стороны, вроде и забот никаких: болтаться по городу не надо, сиди себе во дворе, балуйся с водой. А на деле – все та же работа. И закупориваться приходиться чуть ли не плотнее, чем на давешних реакторах, потому что летит от машины всякая разная мерзость. И лицо под прозрачным щитком потеет в два счета. Так, что ручьи текут. Соленые и едкие.
– Ну вот, пошло дело!
Хозе сидит на управлении. Как самый опытный работник из нас двоих. И как полный засранец, конечно. Мог бы и сменять меня, хоть через два часа на третий.
Где Лил шлялась остаток ночи, я так и не узнал. Потому что особо не стремился. Может, ушла к себе домой, может, отправилась к старой приятельнице. Самое главное, что её отсутствие не вызывало волнения.