Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года

Сталин вовремя не позволил войскам отойти и тем самым окончательно их погубил. Когда наконец к исходу 6 октября пришел запоздалый приказ Ставки, две армии Западного фронта, две армии Резервного фронта, соединения Брянского фронта, в общей сложности полмиллиона красноармейцев, уже попали в окружение западнее Вязьмы и погибли. Это была настоящая трагедия.

Вину, как обычно, Сталин возложил на других. 16 октября особисты арестовали командующего понесшей в непрерывных боях огромные потери 42-й армией (Резервный фронт) генерал-майора Петра Петровича Собенникова. Ему предъявили обвинение в измене родине и участие в контрреволюционной организации…

Нарушилась связь с войсками. В Москве не знали, что происходит на фронте. В эти октябрьские дни в обороне Москвы возникла огромная брешь в пятьсот километров, которую нечем было заполнить. В любой день немецкие войска могли нанести по столице прямой удар. На фронт бросили всех, кого могли найти, — курсантов училищ, милицию, последние резервы. Москву могли прикрыть три дивизии оперативных и внутренних войск НКВД со своей артиллерией и танками и два корпуса противовоздушной обороны.

Прибытие на фронт свежей танковой бригады Катукова, укомплектованной новенькими Т-34, воспринималось как манна небесная. Спустя годы маршал бронетанковых войск Михаил Ефимович Катуков рассказывал (см. «Красная звезда», 15 сентября 2000 года), что в начале октября его 4-я танковая бригада стояла в резерве. В один из октябрьских дней Катуков прилег отдыхать, вдруг посыльный: вызывают в штаб армии.

Дежурный офицер взволнованно сказал:

— Скорее к аппарату ВЧ. Через несколько минут будет звонить товарищ Сталин!

Командира бригады соединили с вождем. Тот приказал грузиться и по железной дороге прибыть на станцию Кубинка, чтобы прикрыть Москву со стороны Минского шоссе.

— Товарищ Сталин, грузить танки на платформы опасно, — возразил Катуков.

— Почему?

— Сейчас темно, машины могут свалиться. А освещать нельзя — вражеские самолеты висят в воздухе. Идти своим ходом и скорее, и надежнее.

Вождь согласился с комбригом.

Если Сталин в октябрьские дни сам звонил всего-навсего командиру бригады и лично отдавал ему приказ, это свидетельствовало о той степени отчаяния, в котором находился вождь. Бригада прошла триста шестьдесят километров, оседлала шоссе и железную дорогу Москва—Минск. В ноябре Катуков был произведен в генерал-майоры танковых войск и получил орден Ленина. Приказом наркома обороны № 337 от 11 ноября его часть переименовали в 1-ю гвардейскую танковую бригаду. Приказ был опубликован, и тогда страна узнала о создании гвардейских частей.

Сейчас нам легко обсуждать действия полководцев, корить их за ошибки и промахи. Но ведь советским полководцам эта наука не легко далась. Командные кадры Красной армии стратегии как науке никогда не учились. Да ее и не преподавали!

В 1935 году на военно-историческом факультете Военной академии имени М.В. Фрунзе запланировали курс лекций по теории стратегических операций. Заместитель начальника академии Ефим Афанасьевич Щаденко, будущий заместитель наркома обороны по кадрам, возмущенно сказал начальнику факультета:

— Это что еще за курс стратегии? Стратегией занимается лично товарищ Сталин, и это не наше дело.

Тогдашний начальник Генерального штаба маршал Александр Ильич Егоров, когда представители академии просили разрешить им читать теорию стратегии, раздраженно заметил:

— Ну чем вы будете заниматься по стратегии? Планом войны? Стратегическим развертыванием? Или ведением войны? Никто вам этого не позволял, потому что это дело Генштаба.

В 1937 году попытались в Академии Генерального штаба создать кафедру стратегии. Но арест почти всех крупных военных теоретиков не позволил даже сформировать преподавательский состав.

«Заниматься стратегией, тесно связанной с политикой, в Советской России становилось все опаснее, — пишет «Военно-исторический журнал» (№ 9/2011). — Сталин и его ближайшее окружение считали это своей прерогативой и с растущим раздражением относились к «стратегическим мыслителям», особенно вышедшим из русской армии».

В конце концов начальник Генштаба маршал Шапошников исключил из академической программы стратегию как учебную дисциплину. Это прискорбно сказалось на уровне подготовки командиров Красной армии…

Иностранными языками генералы не владели, зарубежной военной литературы не читали — она лежала за тремя замками в спецхране. А руководители государства и Красной армии внушали им, что советская армия лучше и сильнее немецкой.