Один день без Сталина

В ночь на 7 ноября шел сильный снег, и это обезопасило столицу от немецкой авиации. Тем не менее на подмосковных аэродромах в готовности номер один находились пятьсот пятьдесят самолетов, вспоминал генерал-полковник Даниил Журавлев, командующий Московским фронтом ПВО. Расчеты зенитного полка, который тоже прошел через Красную площадь, имели в нарушение обычного порядка комплект боеприпасов и были готовы остановиться и открыть огонь, если бы появились немецкие самолеты.

Микрофоны на площади включили заранее, и стоявшие внизу услышали, как вошедший на трибуну Сталин пожаловался:

– А здорово поддувает.

Принимал парад маршал Семен Михайлович Буденный, командовал парадом генерал-лейтенант Артемьев.

Сначала прошли курсанты оставшихся в Москве военных училищ, части нескольких дивизий, моряки Московского флотского экипажа, появилась конница, тачанки, танки.

«Всю ночь был шум – это шли танки на парад к утру, – записала в дневнике Мария Андреевна Буковская. – Конечно, этот «знаковый» парад в восемь часов утра, под прикрытием войск ПВО ничем не напоминал грандиозные имперские действа тридцатых годов.

Утро морозное. Поземка вьется по брусчатке, колючий снег падает на спины озябших солдат. Их слишком мало для громадного пространства Красной площади. Скромный военный оркестр играет торжественный марш, эхом отзывается „ура!”».

Играл сводный оркестр штаба округа, дирижировал военный интендант 1-го ранга (было тогда такое военное звание) Василий Иванович Агапкин.

Автор двенадцати строевых и девяти встречных маршей (самый знаменитый – «Прощание славянки»), Агапкин еще до революции был военным музыкантом. Много лет он был капельмейстером Центральной (Высшей) школы ОГПУ-НКВД, потом руководил оркестром Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения.

Только 2 ноября он узнал, что ему предстоит. Репетировал наскоро собранный оркестр в Хамовниках. Мороз усилился. Мелкие инструменты отогревали под шинелями, крупные прикрывали от ветра. И пальцы мерзли… Но сыграли!

В фильме, посвященном параду, диктор говорил:

«Сразу после марша мимо Мавзолея, на котором находились члены правительства, полки, засыпанные мокрым снегом, направлялись прямо на передовую и вступали в бой».

Это придумали идеологические чиновники. Части московского гарнизона должны были остаться в столице. Да и не могли бы они принять бой, поскольку их выводили на Красную площадь фактически без оружия и боеприпасов. Сталин безумно боялся покушения, и особисты следили за тем, чтобы участвующие в параде стрелять не могли.

– Пусть вдохновляет вас в этой войне, – говорил на параде Сталин, – мужественный образ наших великих предшественников – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова.

Записать речь на пленку не удалось, потому что работники кинохроник на парад опоздали. Пришлось воздвигнуть деревянную трибуну в Свердловском зале первого корпуса Кремля. Сталин сначала отказался:

– Что я вам, артист?

Но все-таки вновь прочитал свою речь – на сей раз только для кинокамеры. Эти кадры вклеили в фильм о параде на Красной площади. Но все эти мелочи не имели значения, потому что речь вождя была знаковой – своего рода смена вех: от советского патриотизма – к русскому.

Эти идеи пропаганды русского патриотизма витали в воздухе.

Характерно, что 13 октября полковой комиссар Брагинский из ГлавПУРа обратился в ЦК с предложением создать газету для масс – «для русского крестьянина-колхозника, для каждой домашней хозяйки», рассказывать в ней «об оскорблении немцами русского национального достоинства»:

«Газета должна быть максимально советско-русской газетой. Воспитывать чувство патриотизма, понимание того, что «что русскому здорово, то немцу смерть»… Может быть, назвать ее „Русская Правда”».

Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) ответило, что «осуществить издание такой газеты в настоящее время нет возможности».

«Во время войны, – писал профессор Ефим Григорьевич Эткинд, – обнаружилось нечто неожиданное для всех и прежде всего для партийного руководства: привлекательность сталинского социализма не настолько велика, чтобы за это кто-нибудь хотел умирать… Возвышенные речи о недалеком коммунистическом будущем уже после первых поражений 1941 года уступили место прославлению Родины, России, даже Святой Руси, в армии появились православные священники, ордена Суворова, Кутузова, Ушакова, Александра Невского.

Самый популярный в то время стихотворец Константин Симонов твердил, как заклинание, слово «русский». Стихи Симонова сослужили свою службу: они поднимали дух разгромленной армии, они возрождали потерянный было смысл жизни и – главное – смысл смерти. Конечно, огромное большинство армии состояло из русских солдат и офицеров. А как было жить и умирать другим, тем, кто не мог повторить слова Симонова? Ведь он был горд тем, что «русская мать нас на свет родила». А другие, которых на свет родила не русская мать?..