У Конева возникло ощущение, что Сталин не соответствует представлению о нем как о человеке бесконечно сильном и волевом. С ним разговаривал сильно растерявшийся и ощущавший свою вину человек.
Под «конниками» вождь имел в виду своих любимцев, свою главную опору среди военных – выходцев из Первой конной армии, которых он поставил во главе вооруженных сил. Он испугался, что теперь его самого назовут предателем, как он назвал предателями командующего Западным фронтом генерала Дмитрия Григорьевича Павлова и других, и что его тоже могут арестовать и расстрелять.
Он никогда не верил ни своим подручным, ни личной охране.
Адмирал Иван Степанович Исаков рассказывал Константину Симонову, как однажды удостоился чести ужинать у Сталина в Кремле:
«Шли по коридорам, на каждом повороте охранник, деликатно отступающий в проем, как бы упуская из глаз проходящих, но на самом деле передающий их за поворотом глазам другого охранника, который стоит у другого поворота и в свою очередь… Не по себе мне стало, я возьми и брякни:
– Скучно тут у вас…
– Почему скучно?
– Да вот – за каждым углом…
– Это вам скучно, а мне не скучно: я иду и думаю, кто из них мне в затылок выстрелит…».
Вождь сам жил в постоянном страхе. Сталин существовал в мире уголовных преступников. Если он убивал, то почему же его не могли убить? Вот Сталин и боялся покушений.
Тогда, в октябре, он вновь испытал все то, что уже пережил в первые дни после внезапного – для него! – начала войны…
На даче, в полном одиночестве
На самом деле, о чем размышлял и что ощущал Сталин через неделю после начала войны, твердо ответить не может никто. Воспоминаний он не оставил, своими эмоциями и чувствами не делился. С определенного времени вообще едва ли с кем разговаривал откровенно, даже с ближайшими соратниками.
Но точно известно одно: он выпустил из рук управление страной и перестал приезжать в Кремль.
Одни уверяют, что вождь заболел. Эта версия ничем не подтверждается. Другие утверждают, что Сталин впал в депрессию. На него словно столбняк нашел. Судя по словам очевидцев, он никак не мог собраться, чтобы исполнять свои обязанности руководителя страны.
27 июня Сталин приехал в Кремль к четырем часам дня. Около трех ночи отправился отдыхать на дачу. 28 июня появился только в восьмом часу вечера. Принял довольно много посетителей. Последние – Берия и Микоян – ушли от него около часа ночи. А на следующий день, 29 июня, вождь вообще не приехал в Кремль. Не появился он и 30 июня. Страницы «Журнала записи лиц, принятых И. В. Сталиным», пусты. А сталинские секретари отличались редкой пунктуальностью.
Что же случилось? Сталин впервые с начала войны осознал масштаб происходящей катастрофы. Первые дни после 22 июня он еще пребывал в иллюзиях, верил, что Красная армия вот-вот перейдет в наступление и разгромит наступающего врага.
А 28 июня ударная сила вермахта, 2-я и 3-я танковые группы, соединились в районе Минска. Вечером советские войска оставили город. На следующий день об этом стало известно в Москве. Появление немцев в столице Белоруссии было шоком для Сталина. Сталин позвонил наркому обороны маршалу Семену Константиновичу Тимошенко:
– Что происходит под Минском?
Нарком, видимо, не решился сказать, что Минск потерян. Может быть, надеялся отбить город. Может, просто не нашел в себе силы признать совершившиеся. Ответил уклончиво:
– Я не готов к докладу, товарищ Сталин. Нет связи с Западным фронтом.
Связи действительно не было. Офицеры оперативного управления Генштаба Красной армии обзванивали сельсоветы, спрашивали, нет ли в деревне немцев.
Тогда Сталин взял с собой своего заместителя в правительстве Вячеслава Молотова, секретаря ЦК по кадрам Георгия Маленкова и наркома внутренних дел Лаврентия Берию и приехал в здание наркомата обороны на улице Фрунзе. Вождь в принципе не любил одиночества. Но в тот момент еще и хотел подкрепить себя ключевыми фигурами партийно-государственного аппарата. Высокопоставленные гости поднялись в кабинет наркома на втором этаже. У Тимошенко собрались начальник Генерального штаба Жуков, его первый заместитель генерал-лейтенант Николай Федорович Ватутин, офицеры главного оперативного управления.
Сталин находился во взвинченном состоянии.
Нарком, побледнев, доложил:
– Товарищ Сталин, руководство наркомата и Генштаба изучают обстановку, сложившуюся на фронтах.
Сталин остановился у карты Западного фронта. Все офицеры вышли. Остались Тимошенко, Жуков и Ватутин.
Сталин повернулся к ним:
– Мы ждем. Докладывайте обстановку.
Тимошенко так и не сумел собраться. Он заговорил, сильно волнуясь:
– Товарищ Сталин, мы не успели проанализировать все полученные от фронтов материалы. Многое для нас пока что не ясно. Я не готов к докладу.
И вот после этих слов наркома обороны, по словам очевидцев, Сталин сорвался:
– Да вы просто боитесь доложить нам правду! Потеряли Белоруссию и хотите поставить нас перед совершившимся фактом?
Он повернулся к Жукову:
– Вы управляете фронтами? Или Генеральный штаб только регистрирует поступающую информацию?