Один день без Сталина

Наконец, пыль несколько осела, и мы увидели, что все живы. Нас спасло то, что мы находились около мощной прямоугольной колонны. На полу валялись мелкие осколки оконных стекол и куски штукатурки с потолка, двери были выбиты. Мы попытались, как обычно, пройти через зал заседаний бюро МК и МГК ВКП(б), но там было все завалено. Тогда мы спустились через запасную лестницу и вышли в проезд между зданиями МК и ЦК партии. Здание ЦК было охвачено пламенем. Пожар продолжался трое суток, несмотря на то, что были приняты все меры по его тушению… В тот день погибли десять человек, пятеро в здании ЦК партии и пятеро в МК партии…

На станции метро «Маяковская» у нас был запасной кабинет. Я позвонил на кремлевскую АТС, попросил включить мой кремлевский номер и стал обзванивать райкомы партии, так как связи со зданием МК партии не было…

МК остался без здания, чтобы его восстановить, надо было затратить не менее года. В Москве было много свободных зданий. Я выбрал здание наркомата авиационной промышленности, однако в нем не было бомбоубежища первой категории. Пробыв в помещении наркомата два дня, мы заняли здание президиума Верховного Совета и Совета народных комиссаров РСФСР на Садово-Каретной, где МК и находился до конца 1942 года. Здание ЦК на Старой площади, 6, стали отстраивать. Ко времени его восстановления вернулся аппарат ЦК из Куйбышева…».

Личное. Зажигалки на крыше

«Отец остался с Театром Революции в Москве, – рассказывает Ирина Млечина, – по ночам дежурил, не раз ему приходилось тушить зажигалки. Однажды он спас театр от большого пожара, который мог полностью уничтожить здание. Он обнаружил бомбу, спрятавшуюся где-то между стропилами. Как сын плотника, он лучше многих разбирался в устройстве крыши, чердака, перекрытий и сообразил, как до нее добраться».

Владимир Млечин вспоминал:

«Ночью 21 июля 1941 года театр был буквально засыпан зажигательными бомбами (за ночь мы собрали два ящика термитных бомб). Мне удалось ликвидировать пожар в соседнем, неохранявшемся помещении бывшего немецкого клуба, в прилегавших к театру деревянных сооружениях, затем погасить серьезный пожар, вспыхнувший в архитектурных башнях над крышей здания самого театра».

Газета «Советское искусство» 31 июля 1941 года в статье под названием «Мужество и хладнокровие» писала:

«В первую ночь воздушного налета фашистов на Москву отряд местной противовоздушной обороны одного театра спокойно и организованно встретил опасность. В соседнем доме, вплотную соединяющемся с театром со стороны сцены, показалось пламя. Немедленно были поданы два шланга, и начавшийся пожар, непосредственно угрожавший зданию театра, был ликвидирован в течение пятнадцати минут. Вскоре после этого были потушены зажигательные бомбы, упавшие на другой соседний дом, примыкающий к складским помещениям театра. Директор театра В. Млечин, лауреат Сталинской премии артист А. Ханов, заведующий постановочной частью П. Матвеев не растерялись и вовремя повели решительную борьбу с огнем».

Владимир Михайлович Млечин принял Театр Революции в начале сорок первого года, когда коллектив находился в очень трудном положении.

7 января 1941 года бюро горкома проводило совещание с работниками московских театров. Выступал хозяин города – Александр Щербаков:

– Мы уж не такие посторонние люди для советского театра. Мы, во-первых, зрители и как зрители предъявляем претензии к театральным работникам. И, кроме того, мы призваны осуществлять руководство не только хозяйством, но и искусством. Со стороны иной раз бывает виднее, чем самим театральным работникам, которые в силу своего специфического положения иногда многого не видят, а также и предрассудками некоторыми заражены. Основное и коренное требование заключается в том, что театр есть прежде всего очень острое орудие в руках государства в деле воспитания трудящихся… Театр эту свою роль выполняет неудовлетворительно. А мы обязаны поправить наши театры, и мы, конечно, поправим.

И тут Щербаков обрушился на Театр Революции:

– «Простые сердца» в Театре Революции – это пьеса была сделана, извините за грубое выражение, левой ногой… Если вам пьеса не нравится, так не берите, а если взяли, – так потрудитесь поставить пьесу добросовестно.

Досталось и другим театрам:

– Надо разборчиво относиться и к выбору классических пьес. Сейчас подобрали классические пьесы – сплошь слезы и рыдания. В художественном театре идет «Анна Каренина», люди сидят, плачут. «Бесприданница» – то же самое. «Мадам Бовари» – то же самое, «Три сестры» – то же самое. Слушайте, разве мы можем согласиться с такой линией? Нытье сплошное. Какое же тут воспитание патриотизма, воли и прочего?

И Щербаков опять вернулся к Театру Революции: