Один день из жизни Юлиуса Эволы

Когда он снова в своей комнате, он видит, что на письменном столе стоит чашка с какао, рядом с ней лежат три печенья. Его экономка была благосклонна, иначе она большей частью утаивает маленькие сладости, к которым его так тянет в послеобеденное время. Сегодня он на это совсем не рассчитывал. Она как раз несколько странная.

У какао иной вкус, чем тот, к которому он привык. Не хуже, но немного оригинально. У него необычайно сильный осадок. Пока он задумчиво перемешивает массу, он думает о Гурджиеве, русском мистике. Он никогда точно не знал, что он должен думать о нем, но определенные сообщения производили на него впечатление. Он вспоминает об одной беседе, которую он вел в двадцатые годы с одним аристократом из его круга. Молодой человек побывал – как многие другие – в аббатстве Фонтенбло, чтобы познакомиться со странным мастером. При его прибытии Гурджиев был как раз занят тем, что обучал своих учеников священному танцу, к которому были большие требования, но он справлялся с ними играючи. Тем более посетитель был поражен, когда услышал, что всего неделю назад он лежал в постели со сломанными ребрами и с разорванными органами, более мертвый, чем живой. Гурджиев, у которого не было водительских прав, славился своей ужасной манерой вождения. Он гонял как дикарь, менял полосы движения без предупреждающего сигнала и совершал отчаянные маневры, чтобы обогнать других. Он пережил уже несколько тяжелых аварий, однако всегда выздоравливал в самое короткое время и, как слышали, становился сильнее, чем раньше. Теперь молодой человек выдвинул тезис, что Гурджиев намеренно вызывал свои аварии. Пробужденный как он вряд ли мог бы попадать в них снова и снова. Он хотел пережить особенный, выходящий за грань опыт, который обычно не представляется. Он хотел испытать переживание смерти. Также и его учение сводилось только к тому, чтобы позволить человеку осознавать, «деавтоматизировать» его.

Георгий Иванович Гурджиев (родился 13 января 1872 года в Александрополе (называются также даты 14 января 1866, 14 января 1877, 28 декабря 1872), умер 29 октября 1949 года в Париже) был армянским эзотериком, автором, хореографом и композитором. Он прославился благодаря учению о Четвертом пути и как основатель всемирной и разветвленной сети своих приверженцев.

До тех пор пока человек жил механически и не из своей «силы», необходимость обладала властью над ним. Гурджиев всегда был «поэтом ситуации». Еще на смертном ложе – это он услышал позже – он, несмотря на сильные боли, выпил чашку кофе и выкурил сигарету. На нем была его привычная феска и дорогое пальто из верблюжьей шерсти, и он, как говорили, только снисходительным взглядом смотрел на дрожащего врача в больнице. «Если вы устали, доктор, то отдохните немного». Действительно впечатляюще.

Могло ли быть так, что самообладание Гурджиева втайне повлияло и на него? Прежде всего, в те весенние дни 1945 года, когда он работал в Вене в различных архивах, чтобы написать доклад о масонских ложах? Несмотря на сильные бомбардировки он никогда не уходил в бомбоубежище, до тех пор пока 12 апреля судьба не настигла его. Он считал себя абсолютно свободным и осознающим. Настолько осознающим, что мог сказать о себе, что не вещи случались с ним, а он с вещами. Теперь ему пришлось более чем сполна поплатиться за эту его позицию. С тех пор, однако, он задавал себе вопрос, что он сделал неправильно. В его биографии должен был быть какой-то момент, когда он не справился, когда сделал что-то не так, что нанесло удар по его развитию, удар, которого он не заметил. Не был ли это тантрический ритуал с Нагловской?

Покашливание отрывает его от его мыслей. На диване напротив него сидят граф Дюркхайм и его коллега доктор Мария Гиппиус.

У него больше нет желания. Картины, которые стали самостоятельными, постепенно становятся мучением. Как раз беседу с графом он помнит как мучительную и бесплодную. Он пытается игнорировать обоих. Теперь он хочет спокойствия, никаких картин больше, конец, конец рабочего дня.