Кайра скоро будет мертва. А вот он всё ещё жив, и завтра обязан будет встать и снова приниматься за дела, как и все остальные, и даже больше. Он собирался перед сном зашить запасную рубашку, которую порвал позавчера, когда таскал кирпичи для ремонта одного из домов, но, посмотрев на свои трясущиеся пальцы, понял, что не сможет этого сделать.
Он сидел так долго. Ставни были закрыты, но Харуун знал, что снаружи уже темно. Где-то за стеной города подходила к концу жизнь Кайры Рисари.
Следовало просто лечь спать, но вдруг какой-то посторонний звук насторожил его, и Харуун открыл глаза. Заскрипели ступеньки, в дверь кто-то осторожно поскрёбся.
Стараясь не шуметь, Харуун подошёл.
– Кто? ― тихо спросил он.
– Это я! ― ответил ему шёпот из-за двери, и он открыл.
Леа проскользнула в комнату, сняла с головы шарф-обмотку и огляделась. В одной руке она несла его выстиранную рубашку, в другой ― какой-то узелок.
– У тебя опять ничего нет? ― осуждающе спросила она. ― Почему я должна обо всём заботиться?
Она протянула узелок Харууну.
– Перекуси, ― сказала она, ― тут хлеб, яйцо и остатки подливки.
Харуун развернул узелок. В нём лежали два куска хлеба, между которыми была намазана подливка и раскрошено яйцо, сваренное вкрутую.
– Я без тебя есть не стану, ― воспротивился он. ― Бери кусок. И больше не носи мне последнее.
Они поели, разделив скудный ужин и запив его процеженной и вскипячённой водой.
– Как думаешь, ― сказала Леа, ― вправду ли нефильтрованную воду можно пить и не умереть?
– Попробуй, ― фыркнул Харуун и задумался. ― Если Туркас пил воду и выжил, может, так можно.
– Недолгое время, ― заметила Леа. ― Лучше не рисковать.
– Но о послаблении ты всё же думала?
– Любое изменение в законах должно быть тщательно взвешено и вынесено на голосование, ― твёрдо сказала Леа.
– Я с тобой согласен. Что думаешь по поводу предложения Трейвендеса?
Леа изменилась в лице и медленно опустила руку с недоеденным куском хлеба.
– Я не знаю, ― сказала она. ― Наше хозяйство выдержит прибавление как минимум десяти человек. По расчётам, лишних сейчас будет четверо, но ты знаешь, что зимой точно кто-то умрёт, а поэтому убивать ребёнка…
– Леа, это нарушение законов, ― напомнил Харуун. ― Не за это ли мы бьёмся? Чтобы закон соблюдали и чтобы он был един для всех. Мне предлагают сделать исключение, ― без перехода сообщил он.
– Исключение? Какого рода?
– Мне предлагают жениться и завести наследника. Как можно скорее.
– Прим? Я говорила тебе! Утром я то же самое тебе говорила!
– Ты не имела в виду прямо сейчас, а он имел.
– Вот как, ― холодно произнесла Леа. ― И кого же он тебе предлагал?
– Алексис, Тимат или Офелию.
– Ты согласился?
– Нет.
Леа смотрела на него с упрямством, и он знал, о чём она думает.
– Он о нас знает, ― сказал Харуун.
Леа вздрогнула и оглянулась, как будто кто-то мог заметить их прямо сейчас.
– Мы же были осторожны, ― растерянно сказала она.
– Были, но он знает.
Леа оглянулась снова, кусая губы, и вдруг поддалась отчаянному порыву.
– Женись на мне! ― проговорила она сбивающимся шёпотом, схватив Харууна за руку. ― Женись на мне как можно скорее!
Харуун медленно отнял руку.
– Прим запретил, ― сказал он. ― Ты мне слишком близкая родственница.
– Всего лишь троюродная сестра.
– Этого достаточно для отказа.
– Значит, это нормально ― сделать для тебя исключение и разрешить ребенка, а разрешить жениться на той, кого любишь…
– Леа! ― вскочил Харуун. ― Тш-ш! Не кричи так!
Он обхватил её и прижал к себе.
– Харуун, ― сказала Леа очень тихо. ― Ты говоришь, что закон должен быть един для всех. Ты боишься позорного бревна?
– С чего мне его бояться? ― спросил Харуун. ― Я ничего такого не сделал.
Она подняла на него глаза, полные слёз, и Харуун почувствовал, как его сердце ухнуло в пятки.
– Мы же… были осторожны… ― непослушными губами выговорил он.
Леа горько усмехнулась.
Вмиг ему стали понятны и её разговоры о женитьбе, и то, как она шла, стараясь не бежать, и то, как она омертвела, услышав предложение судьи убивать всех детей, которые родятся без разрешения.
Харуун глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя.
– Я что-нибудь придумаю, ― беспомощно сказал он.
Леа вырвалась из его объятий.
– Все мужчины так говорят! ― зашипела она, как разъярённая кошка. ― Но на позорном бревне будешь сидеть и ты вместе со мной!
Харуун ничего не успел ответить, до его слуха донёсся самый ужасный в городе звук ― удары молота по тревожной доске.
Медная дощечка заливалась на крепостной стене так отчаянно, что сразу было ясно ― городу грозит смертельная опасность.
Харуун и Леа переглянулись, потом Харуун схватил с печи нож и бросился наружу.
Что могло произойти? Нападение? Но кого? Рысь проникла в город и стражи её пропустили? Или другие чудовища лезут на жителей? Или пожар? Или дело в Кайре?
Весь город в мгновение ока высыпал на улицу, многие с оружием. Плакали дети, орали свиньи, квохтали разбуженные куры, метались огни плошек и светильников. Вот где пригодились заветы предков спать одетыми!
– Какой протокол? ― выкрикнул кто-то с истерикой в голосе.