Один день, одна ночь

– Не, не видел. Да уж ночь была, кто там сидеть-то станет! Только молодежь, а у них никакой молодежи нету, одно старичье живет. А утром Булка позвонила, стала у меня выспрашивать, как я выходил, кого я видел или не видел, ну, как вы сейчас! Я ей – чего случилось-то?! А она мне – убили, говорит, у нас одного перца. Ты, говорит, носа сюда не показывай! Это, говорит, опасно. Если, говорит, они узнают, что ты ночью приезжал, плохо нам будет! Кто там разбираться станет, ты или не ты убил, сунут в камеру, и все дела. Ну, а я...

– А ты?

– А я деньги отвез и сюда поехал. Интересно же!

– Оно конечно.

– Только собрался позвонить, а тут дверь открывается, и Булка ка-а-ак закричит! Ну, я... того... дал деру. А вечером мать позвонила. Я думаю, чего это звонит, мы ж с ней в контрах!.. А она мне: я у тети Сони была, она велела мне приехать. Собаку забрала, а саму тетю Соню в тюрьму забирают. Это ее мать так зовет – тетя Соня, а я Булкой зову.

– Почему? – вдруг спросила переставшая на минуту быть невидимой Маня Поливанова. – Почему Булкой?

– Да она мне в детстве все булки пекла с изюмом. А я их любил. И привык Булка – Бабулька. Мать говорит, Булка кого-то там убила, собирается признание делать. Ну, е-мое, какое еще признание-то?! Я и помчался. А тут вы! Только Булка никого не убивала! Она вчера при мне снотворное выпила! Небось спала, как из пушки, ничего не слышала! И не убивала она!

– Да я знаю, – с досадой сказал капитан. – Чего ты заладил? Вы, Софья Захаровна, утром вышли подъездную дверь отпирать, да? Вы же ее каждый божий день отпираете! И наткнулись на труп. Вы точно знали, что ночью в подъезде никого не было, кроме вот... Митюнюшки, и дверь вы закрывали. Что он ее открыл, да еще ломиком подпер, вам, конечно, в голову не пришло. Вы решили, что ваш прекрасный внук прикончил человека...

– Нет, не так я решила! – И тут Мане показалось, что старуха сейчас покажет капитану здоровенную узловатую фигу. – Никого Митюшенька убить не мог! Я только знала, что, ежели дознаются, что он у меня был, его беспременно посадят! Как пить дать посадят! А я этого допустить не могу! – И она ладонью хлопнула по скатерти. – У него и так все навыворот пошло через эту распроклятую машину! Надо кого-то сажать, берите меня и сажайте!.. Я уж как-нибудь, а от него отстаньте!

– Булка, не дури!

– А ты молчи! Молод еще, не понимаешь ничего! Не будет у тебя жизни после тюрьмы! Никакой не будет, ни плохой, ни хорошей! Мыканье да горе останется, а больше ничего! Сажайте меня, я от своих слов не отступлюсь!

– Фью-фью-фью, – просвистал капитан легкомысленно. – А мне соседи рассказывали, что вы со всеми родственниками как будто в ссоре...

– И в ссоре! – подтвердила старуха пылко. – Я со своей сестрой, бабкой его родной, десять лет не разговаривала, пока она помирать не решила! Уж перед смертью мы с ней помирились, поплакали, все друг другу простили! И с матерью, племянницей моей, тоже не разговариваем! Только сегодня я ей позвонила, прощения попросила и велела Гарольда забрать! Что ж мне его, усыпить, что ли? Он без меня пропадет! А с Митюшенькой никогда я не ссорилась, ни одного разочка! Как мне с ним ссориться, если он единственный внучок мой? И мальчик хороший, добрый! Сейчас таких и нету, не делают таких. А он у меня хороший. Я всегда ему помогала, и он мне помогал!..

– Да я вижу, вижу, – и капитан кивнул на стену. – Тут сплошняком его фотографические портреты, как будто он звезда экрана.

– Забирайте меня, – велела старуха. – Я вам все бумаги подпишу, какие ни есть! А ты, Митюшенька, уходи. И не думай обо мне, не заботься! Ты о себе заботься, живи хорошо, с умом!..

– С умом всегда лучше, чем без ума-то, – согласился капитан. – Повезло тебе, Митюнюшка. Вот как тебя бабушка любит, готова на себя чужой грех взять, только б внучка любимого не трогали. Ну, желаю, чтобы девки тебя так же любили.

И одну за другой распахнул дверные створки – окончен, мол, разговор, не о чем больше разговаривать.

– А... а забирать? – всполошилась старуха. – Как же?

– Ну вас. Хотя понять можно, конечно!.. Ради любви чего не выдумаешь! А ломик я заберу с вашего разрешения. Вы его возле тела подобрали?

– Возле... возле тела, – запнувшись, согласилась Софья Захаровна. Она следила за капитаном встревоженными глазами. – Я как увидала, что он лежит, а возле него лом этот, так и решила забрать!

– Зачем?

– А вдруг там... как их... отпечатки? Митюшенька сколько раз дверь открывал-закрывал и ломиком подпирал, я его просила. Вон весной просила, а потом еще...

– С весны там никаких отпечатков не осталось! А трогать на месте преступления ничего нельзя. Категорически запрещается. Так что, когда следующий труп найдете, орудие убийства при нем оставьте. С собой не таскайте.

– Не станете меня забирать?

– Нет. Не стану.

– А... Митю?

– И Митю не стану.

– То-очно?