Один день тьмы

И вдруг я почувствовала, что кто‑то лег рядом со мной и крепко‑крепко обнял меня.

Он ничего не говорил, ни единого слова, но я вдруг поняла, что он ни за что не отпустит меня. Он дал мне новую жизнь, и я все‑таки его неплохо понимала.

Глава 3

Я сидела перед чистым листком бумаги и медленно водила по нему карандашом. За грифелем тянулись неровные линии, заплетаясь в непонятные узоры. Голова была абсолютно пустой и легкой. Должно быть, я все‑таки сошла с ума, сама не заметив этого. Иногда я слышала голоса. То мягкий, вкрадчивый, словно бархатный, голос, которым со мной говорила тьма, то нежный голос матери, то взволнованный — отца… Были еще и другие. То хором, то поодиночке они звали меня куда‑то. Но я не откликалась. Мне было абсолютно все равно, что они хотели от меня. Даже не любопытно. Поэтому я зажимала уши руками, а потом снова склонялась над бумагой и медленно проводила следующую линию. Когда все пространство заполнялось линиями и загогулинами, напоминающими клубок блестящих откормленных змей, я с отвращением сталкивала рисунок на пол. У моих ног валялась целая куча полностью исчерченных листов.

Иногда приходил Ловчий. Во мне притих даже голод, поэтому на охоту я ходить отказывалась, и Ловчий почти насильно вливал в меня принесенную откуда‑то красную питательную жидкость. Впрочем, когда жидкость попадала ко мне в рот, измененный организм прекрасно выполнял свои функции — зубы удлинялись, а скрывающийся во мне зверь тихо рычал и ворочался. Я отстраненно, хотя не без доли интереса, наблюдала за этим, словно дело касалась вовсе не меня, а кого‑то другого, постороннего, а я была, скажем, скучающим лаборантом, терпеливо конспектирующим результаты идущего эксперимента.

О том, что случилось в Ботаническом саду, мы не говорили.

Я помнила только одно. Когда я пришла в себя после драки с Ловчим, тела Артура на снегу не было. Возможно, с ним произошло то, что и с другими вампирами после окончательной смерти, — он просто рассыпался прахом. А может, и нет. Я долго смотрела на грязный истоптанный снег, пока не поняла, что именно кажется мне странным: на том месте, где упал Артур, лежал лишь серебряный меч. Шпаги старейшины поблизости не было. Я оглядела поляну и без особого удивления отметила, что она и вправду пропала.

Я не думала об этом странном факте, как и не думала об Артуре, когда чертила на бумаге свои путаные линии. Я вообще ни о чем не думала.

Ловчий, ход № 8

— А ты мне нравишься. Ты такой же сумасшедший, как и я.

Тот, кто назвал себя Ловчим, недоверчиво взглянул на рыжеволосую женщину. У нее было белоснежное лицо и пронзительные, словно бездна, глаза. Одетая в алое, на одно плечо, платье и высокие сапоги, выглядывающие из‑под порванного в клочья подола, она казалась самым странным существом, которое он только когда‑либо видел. Он затруднялся сказать, сколько ей лет, но она казалась очень старой и очень‑очень опасной.

— Ты пойдешь со мной, — продолжила она без тени сомнения. Ее медовый голос ласкал, и вместе с тем Ловчий чувствовал в нем сталь и понял, что лучше не возражать ей.

В ту ночь он вернулся с охоты и присоединился к тем, кто стал его собратьями. Он не высоко ценил грубых бахвалящихся бугаев, постоянно лающихся между собой и тем не менее считающих себя стаей, однако иногда одиночество вдруг тугой петлей перехватывало горло, а в груди рождалась странная боль, и тогда он шел к тем, кто считал его своим, молча сидел у костра, слушая чужие, бесполезные для себя разговоры, и понемногу ему становилось легче.

Так бывало уже не раз, но той ночью у костра оказалась она — странная женщина, прекрасная и ужасающая одновременно.

— Кто ты? — спросил он тогда.

И незнакомка рассмеялась, словно услышала что‑то нелепое.

— Твоя королева, — объяснила она, словно несмышленышу‑щенку, и провела рукой по его щеке.

Ее прикосновение, хоть и было холодным, как лед, огнем опалило его лицо. Он вздрогнул и почувствовал, что земля качнулась под ногами.

— Ты будешь со мной и будешь служить мне всегда, — сказала она, улыбаясь тонкими кроваво‑алыми губами.

Дикие, собравшиеся вокруг них, молчали, и только едва слышно потрескивал забытый догорающий костер, роняя алые всполохи на ее кровавое платье и на бледные щеки, искрами вспыхивая в медно‑рыжих волосах. Она была прекрасна, как сама земля, и все подчинялось ей, даже ночной ветер, ласково треплющий тугие змеистые пряди.

— Я пойду с тобой и стану служить тебе, — он встал на колени и прильнул к белоснежной руке, нежной руке, в которой чувствовалась немалая сила и власть.

— Я принимаю твою клятву, — ответила она, поднимая его и касаясь его губ быстрым и жадным поцелуем.

Тогда он думал, что этот поцелуй связал его крепче всяких уз. Он думал так до тех пор, пока на его пути не возникла девочка со странными фиолетовыми глазами — та, что разрушает законы и нарушает запреты, та, перед кем не устоят даже прочные каменные стены, та, которая заставила его вспоминать…