Читаем Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена полностью

Обсуждение текущих дел; проведение формального голосования. Даже в период империи все-таки чудесно быть консулом, в сопровождении двенадцати ликторов время от времени обсуждать дела с императором и председательствовать в собрании, в самом великолепном во всем мире. Вар ведет себя с неизменным достоинством аристократа, который проделал долгую карьеру в сенате и теперь достиг вершины своих стремлений. Он сохраняет в сенате все традиции своего античного предшественника, и торжественные ритуалы в нем мало чем отличаются от того великого собрания, которое бросило вызов Карфагену и стерло его с лица земли.

Основным вопросом повестки сегодняшнего заседания должен был стать суд над Педием, но сначала требовалось рассмотреть и некоторые менее значительные вопросы. Консул получил запрос от пропретора Сицилии («сенаторской» провинции): можно ли ему получить полномочия освободить от уплаты налогов некоторые крестьянские хозяйства в окрестностях города Агригентума[296], которые пострадали от насекомых-паразитов? Вар начал решение этого вопроса с произнесения освященной временем формулы: «Мы оставляем на ваше рассмотрение, patres conscripti, может ли это быть хорошо и пойдет ли на пользу римлян». Затем в хорошо подобранных выражениях он изложил суть запроса губернатора и прочитал несколько посланий, в которых обосновывалась просьба крестьян; закончив излагать relation – «представление вопроса», – он завершил свое обращение к сенаторам другой формулой: «Не угодно ли вам высказать свое мнение по этому вопросу?»

Если бы вопрос являлся спорным, то по нему сразу же начались ожесточенные дебаты, но запрос губернатора, основанный на разумной политике, совершенно не стоил каких-либо дискуссий, и почти все желали перейти к суду над Педием. Так что консул, выждав немного, спросил: «Да будет ли вашей волей дать согласие на это? Тогда пусть все отцы-законодатели, согласные с этим, выйдут направо!»

Один словоохотливый пожилой сенатор, обрадовавшийся было случаю поговорить, и в самом деле начал кричать: «Consule! Consule!» («Начать обсуждение!») Если бы к нему присоединились еще несколько сенаторов, Вар был бы вынужден открыть продолжительное обсуждение; любитель поговорить остался в одиночестве. Сенаторы едва ли не в едином порыве встали и потянулись в правую часть курии. Никто даже не подумал перейти влево. Решение приняли единогласно. Затем собрание вернулось на свои места; все взоры обратились на консула, который громко и четко произнес: «Пусть вперед выйдут обвинители Секста Аннея Педия!»

Предъявление обвинения в ходе сенатского суда. Публий Кальв встал с первого ряда скамей, повернулся лицом к защитнику, позволил множеству складок своей тоги живописно расположиться вокруг своей фигуры, отбросил их немного назад таким образом, чтобы стала видна пурпурная латиклава, проходящая по нижнему краю его туники, и тщательно развернул кольцо на своем пальце так, чтобы украшающий его громадный изумруд бросал блики при движении руки. За его спиной, слегка нагнувшись к хозяину, расположился его доверенный вольноотпущенник, вроде бы явно для того, чтобы передавать своему господину папирусы и восковые таблички с записями, которые тот захочет прочитать, но на самом деле – чтобы шепотом подсказывать тему во время выступления: «Сбавь свой тон!», «Говори громче!» или «Не кричи так!» и давать другие советы во время произнесения речи[297].

Разумеется, нельзя было ожидать, что сенат будет сутками напролет слушать запутанные и отвратительные свидетельства. Собственно расследование было проведено заранее и заслушано особой коллегией судей, и по их докладу не имелось никаких сомнений относительно вины Педия. Он получил взятку в 300 тыс. сестерциев (12 тыс. долларов) за изгнание римских всадников из своей провинции и предал семерых провинциалов, друзей этих всадников, потерявших своих покровителей, смертной казни; хуже того, он принял еще одну взятку в 700 тыс. сестерциев (28 тыс. долларов) за грубейшее нарушение закона: приговорив другого всадника сначала к наказанию розгами, затем к ссылке в каменоломни, в итоге этого человека задушили в тюрьме. Таким образом, знатные провинциалы из Азии представили совершенно точное описание злодеяний своего бывшего губернатора. Числились за ним и более мелкие проступки, но он уже в них сознался и отделался несколькими штрафами. Так что единственное, что оставалось сделать, так это сенату определить окончательное наказание для Педия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука