Читаем Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена полностью

Размер и формат книг. Исходя из материала книги поэтому могли достигать любых размеров, но все обычно помнили греческое выражение: «Большая книга – большое зло!» Вряд ли кому-то могло доставить удовольствие прокручивание свитка нестандартной длины, для того чтобы отыскать в нем то или иное нужное место. Не так уж много книг имели длину более 100 листов[177], большинство было куда меньше их размеров. Каждый лист папируса образовывал отдельную страницу (6–12 дюймов в высоту), на которой текст размещался обычно в одну колонку шириной 4–6 дюйма на каждом листе, причем пустое пространство отделялось красной чертой перед началом следующего листа.


Двойная чернильница


Перо и свиток


Совершенно невозможно было читать написанное на обороте уже исписанного папирусного листа, изготовленного таким образом. В результате уже обреченные на участь макулатуры книги часто использовались для школьных упражнений или в качестве бумаги для заметок. Если же папирус оказывался достаточно высокого качества, то оставшийся на нем текст смывали влажной губкой, затем лист высушивали и только потом на нем писали. Книги подобного рода ничем не напоминали «тяжелые тома» более позднего времени. Илиада Гомера обычно умещалась на двадцати четырех отдельных свитках, на каждом из которых была запечатлена одна из ее «книг». Такой же принцип действовал и для других стандартных работ. Поэтому большинство «книг» в римских библиотеках по объему лишь ненамного превышали брошюры.

Для письма на пергаменте, разумеется, нельзя было использовать стилус. Выходом из положения стали перья из тростника. С их помощью на пергамент наносился текст чернилами, сделанными из ламповой сажи и камеди – для обычных записей, и красными, яркими и долговременными – для рисунков и украшений написанного. В библиотеке Кальва, как и почти в каждой другой, были две большие изящные чернильницы из бронзы, украшенные серебряными инкрустациями и соединенные вместе: одна предназначалась для черных чернил, другая – для красных.

Сборка и скручивание книг. Создание длинных свитков из папируса представляет собой настоящее искусство, в особенности тогда, когда книга предназначалась для хранения в изысканной библиотеке. Сначала вся длинная полоса папируса покрывалась кедровым маслом для отпугивания червей – это придавало страницам книги приятный желтоватый оттенок. Затем последний лист прикреплялся к тонкому деревянному цилиндру или к плотно скрученному в него папирусу, который называл umbilicus[178]. Края рулона тщательно обрезались и полировались пемзой, а торцы umbilicus’а часто покрывались позолотой. Полоса прочного пергамента с написанным красивыми красными буквами названием книги шнурком прикреплялась к тому концу рулона, который становился первым, когда сворачивался свиток.

Для готового свитка из пергамента изготовлялась изящная цилиндрическая обложка, красного или желтого цвета, на которой писали название запечатленного на нем произведения. Еще более ценные изделия дополнительно украшали: например, на первом листе могли изобразить красками портрет автора книги, а края всего свитка – окрасить в какой-либо цвет. Со вкусом иллюстрированные труды могли украсить любую библиотеку. Читать подобные книги людям, знакомым только с codexes (плоские раскрывающиеся книги), как можно предположить, было чрезвычайно неудобно[179]. Следовало держать книгу обеими руками, скручивая ее правой рукой и раскручивая левой. Вряд ли было возможно быстро «просмотреть» подобный том и уж тем более найти в нем необходимую ссылку, поскольку, очевидно, никаких индексов (справочных данных) в них не имелось. Однако долгая практика могла сотворить почти невозможное. Кальв разворачивал и сворачивал подобные книги с изрядной быстротой и едва ли не инстинктивно находил в них нужные ему места. Тем не менее достижением мирового масштаба стало использование вместо свитков привычных сегодня многостраничных книг.


Книга в виде свитка


Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука