Один день в Древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы

Мы сейчас пересекаем второй из них, рынок скота. Он действительно огромный. Перед нами открывается большая площадь, окруженная колоннадой. Можно заметить навесы с колоннами и черепичной кровлей, защищающие торговцев и скот. Но в остальном этот рынок сохранил свой традиционный облик: вся площадь, куда ни кинь взгляд, уставлена множеством прилавков, изгородей, лачуг и палаток. В центре возвышается бронзовая статуя быка, используемая многими в качестве ориентира для лавирования среди лабиринта прилавков. Давайте и мы поступим так же…

Попробуем нырнуть в середину рынка. Первое ощущение – почти испуг: в этом бедламе немудрено заблудиться, нас затолкают, запинают и наверняка обчистят… Люди суетливо снуют по рынку, как муравьи внутри муравейника.

Больше всего нас поражает оглушительный шум: уже с первых шагов мы погружаемся в густой поток голосов, возгласов, смеха, громких выкликов и конечно же мычания, хрюканья… Не останавливаться! Вот кто-то двинул вам по плечу: надо уступить дорогу человеку, ведущему под уздцы лошадь, или крестьянину с двумя связками живых кур, которых он держит за ноги вниз головой, а те, выпучив глаза, отчаянно хлопают крыльями.

Запахи тут как в конюшне или курятнике, смотря по какой части рынка идешь. Да, рынок делится на специализированные ряды. В том ряду, где мы оказались сейчас, раздается оглушительное блеяние, а за загородками мелькают завитки бараньих рогов. Глаза с характерным поперечным зрачком следят за нескончаемым потоком прохожих; в них застыло смятение и страх. Их пугает и запах крови. Ведь со следующего прилавка начинается ряд мясников.

Здесь все впечатляет с первого взгляда: рядком на прилавке выложены отрезанные козьи головы с остекленевшим взглядом и вывалившимися через полуоткрытый рот языками; над этими «трофеями» смерти уже роятся мухи, никак не решаясь, куда же им сесть, на головы или на освежеванные туши, подвешенные над прилавком на острых крючьях.

Есть тут даже пара оленьих туш. В противоположность нашему времени, римские рынки отличаются большим изобилием дичи, добытой охотниками: тут и кабаны, и зайцы, косули и почти все виды птиц, пойманных сетями.

Глухой удар привлекает наше внимание, и мы оборачиваемся. Тяжелый тесак членит еще одну тушу. Тут уже не коза, а нечто покрупнее: целый бык. При каждом ударе тесак прокладывает путь между позвонками, будто это огромная раскрывающаяся застежка-молния. У раба-рубщика мускулистые руки, его полуобнаженный торс забрызган кровью. Еще двое рабов придерживают четверти туши. Отойдемте-ка подальше.

Теперь ряды выглядят иначе, над ними, связанные за ноги, висят ощипанные куры. Внизу вместо прилавков – деревянные клетки, из которых высовывается множество темных кроличьих мордочек. Здесь заправляет женщина с волосами, уложенными в пучок на затылке. Ее присутствие здесь – необычное явление. Действительно, оглядевшись вокруг, мы видим одних мужчин. В отличие от того, что принято в наше время, рынки (и магазины) – это места для мужчин: мужчины-торговцы, мужчины-покупатели. Женщины тут попадаются редко, они спешат своей дорогой, закутанные в покрывала, возможно подталкивая сына-подростка. Покупки – мужское занятие: вы не увидите здесь торгующую или совершающую покупки женщину. Этим будет заниматься муж или слуга, раб. Самое большее, что дозволено женщине, – стоять в сторонке не вмешиваясь. В этом смысле обстановка на рынках императорского Рима та же, что и на рынках и в переулках многих исламских стран.

Женская эмансипация – явление, характерное для верхушки общества, где женщины занимаются музыкой, литературой, спортом, порой даже правом и бизнесом. Но на улице простолюдинки должны следовать предписаниям традиции.

Естественно, встречаются многочисленные исключения, когда этого требует жизненная ситуация. Женщина за прилавком, возможно, вдова или заменяет заболевшего мужа. Не случайно рядом с ней стоит бородатый раб, как бы восполняя нехватку «мужественности» и придавая женщине авторитета.

В этот момент она торгуется по поводу корзины яиц и старается держаться бойко, чтобы не поддаться на уловки стоящего у прилавка покупателя. Наблюдая за ходом «переговоров», мы обнаруживаем нечто чрезвычайно любопытное: манеру счета римлян, совершенно отличную от нашей.

Система счета

В этот момент женщина складывает пальцы, будто показывает «рога»[14]. Но клиент не смущается, значит это не оскорбление. Что же может означать этот жест? Подойдем поближе. «Четыре!» – говорит женщина. Значит, «рога» означают «четыре». Женщина не спеша начинает считать перед клиентом, несомненно чужеземцем: не упустим эту возможность понять, как считают римляне. Женщина показывает клиенту ладонь руки с выпрямленными пальцами, затем сгибает мизинец и говорит «один». Потом сгибает безымянный и говорит «два». Потом средний: «три». Мы ожидаем, что сейчас она согнет и указательный. Нет, женщина, наоборот, разгибает мизинец: получаются «рога» – «четыре». Разогнула безымянный: «пять». И так далее.