Выражение лица Олега было настолько осмысленным и взрослым, что Ира поняла — он не шутит. Он всё осознал, взвесил, и теперь делится своими мыслями. И тут она поняла до конца, что её сын действительно нешуточно влюбился в Таисию Синёву.
Он отшатнулся от друзей ради неё, теперь подошёл черёд родителей, следующая будет вообще его беззаботная жизнь в целом, если отец решит обрубить источники доходов. Он пойдёт работать на стройку или того хуже — ударится в криминал, лишь бы прокормить себя.
Ира заплакала, потянув мужа из комнаты — их сын сказал своё слово, и по ней, так пусть встречается с кем хочет, но пусть будет всё по-прежнему. Ну и что, что Синёва, они ведь действительно не знают её…
Антон вышел вместе с женой, щека его дёргалась, глаза ледяным холодом обдавали всё, на что ни смотрели.
— Какого сына неблагодарного я вырастил! — произнёс он разочарованно, и Ира отвела его на кухню, сварила кофе и стала успокаивать.
Она уговаривала оставить всё пока, как есть, а там отправить его подальше учиться, лучше за границу. Антон кивал и немного расслаблялся — хорошо всё-таки иметь мудрую жену. Но он всё равно так не оставит эту связь сына с маленькой шлюшкой. Он найдёт методы и способы их разлучить.
Олег с Таей договорились с Мишей и Дашей сходить в клуб на каникулах, созвонившись перед этим. Но 31 декабря отмечали праздник, конечно, врозь.
Тая собралась уходить из дома прямо с утра. Собрав свою постель в рулон, она тихо-тихо выглянула из кухни в комнату — дед спал, раскинувшись на диване. Он во сне открыл рот и выглядел очень смешно. Девушка улыбнулась и стала быстро одеваться. Её очень немногочисленные вещи были сложены на двух табуретках под столом. Для вечера она выбрала джинсы и тёплый свитер. Единственную нарядную чёрную блузку она возьмёт с собой.
Олег сказал, что хочет сделать сюрприз, вопрос, где они будут праздновать, висел в воздухе до сих пор. Сейчас они договорились встретиться, он должен был прийти в десять часов. На часах было девять.
Тая поставила чайник на плиту, плотно прикрыв дверь, и стала ждать, когда он закипит, стоя возле окна и глядя на снежную улицу. Новый год будет со снегом — это приятно, так ведь и должно быть, а то обычно слякоть и грязь. Налив себе чаю, девушка стала жевать бутерброд с маслом, всё так же стоя у окна.
Вдруг она насторожилась, глаза стали тревожными — дед поднялся рано, обычно дрых до обеда после ночного бдения. Тут что-то не так, не разбудила ли она его? Но куда уж тише, она и дышала через раз.
Через полсекунды в стекле двери появилось недовольное лицо Трофима Ивановича Синёва — родного деда Таи.
— Чего ты тут лазишь? Никакого покоя от тебя! Что? Что ты смотришь? Я тебе говорю!
— Извини, я не хотела.
Он открыл дверь с силой, которая ему была явно не по годам. Дед был в старых, надутых на коленях трико непонятного цвета, в потной грязной рубашке, застёгивающейся вверху на груди. На девушку пахнуло запахом давно не мытого тела.
— Что ты тут? Пошла отсюда, отродье!
Глаза Таи потухли, она поставила кружку, наполовину наполненную, в раковину. Бутерброд уже дожёвывала.
— Я ухожу, предупреждаю, чтобы ты не волновался. Приду завтра, буду у подруги.
Дед смотрел на неё, брезгливо сощурившись, и вдруг хрипло захохотал: — У подруги? Твоя мамаша тоже так говорила. Когда выдавались особенно трудоёмкие деньки и ночки. Что вылупилась? Шлюха, ты и есть шлюха. Твой дружок, с которым ты на лестнице торчишь, платит хоть или ты даёшь бесплатно?
Тая опешила, молча и настороженно глядя на родственника. Сейчас ей было сложно представить, что он родной дед.
— Молчишь, значит, бесплатно. Ну и дура! Когда кинет тебя, хоть в подоле ублюдка не принеси — будешь с ним жить на улице.
— Я пошла, — ровным голосом, в котором явственно чувствовался металл, произнесла Тая.
Она привыкла к таким разговорам и упрёкам, но сейчас её это особенно задело после встречи с родителями Олега. Они тоже, наверное, думали, что она проститутка.
Сердце её совсем упало от боли, когда дед ей произнёс в спину: — И как он с тобой ещё водится — ни кожи, ни рожи, да ещё и больная на голову. Жертва педофилов, по которой психушка плачет. Он всё про тебя знает? Или ты ему рассказала, что невинна?
Таю затрясло. Она повернулась к деду, ноздри её раздувались от обиды и злости: — Это не твоё дело. Что ты лезешь в мою жизнь? Я в твою не лезу, сплю даже на полу кухни!
Дед весь пошёл пятнами: — Что-о? Да ты приживалка тут сучья! А ну, пошла вон из моего дома, и чтобы больше не приходила! Лезу в её жизнь! Иди, работай, ноги раздвигай, как мать твоя. Туда тебе и дорога! А если придёшь — пришибу!
— Да пошёл ты, придурок, — выплюнула Тая, сделавшись вся красная от добивавших слов.
Дед зарычал и кинулся на неё, схватив за шею. Тая захрипела, попыталась навалиться на него всем телом, разжать костлявые сильные пальцы, упала, но дед не отпускал шею девушки. Она попыталась достать пальцами его лицо, волосы, схватить что-нибудь, воздух в лёгких кончился, а вдохнуть она не могла.