Один год

Потом они оба покурили и помолчали.

– Мне бы паспорт, – вздохнул Жмакин. – Тоже пора, между прочим, в загс пойти.

– А почему, между прочим, тебе так уж понадобилось в загс идти?

– А потому, между прочим, что у меня сын народился и я желаю, чтобы фамилия у него была моя – Жмакин. И назвать человека пора, что ж он, как все равно лошадь, называется – «мальчик».

– Человеческое-то имя придумали?

– Придумали, – сердито отозвался Алексей.

– Какое имя?

– Обыкновенное.

Он быстро взглянул на Лапшина и опустил глаза. Иван Михайлович больше не стал спрашивать – догадался.

– Подруги женкины против, – совсем рассердился Жмакин, – они нахально утверждают, что такое имя не современное и не звучит. А мы с женой все равно по-своему решили.

– Ну, решили так решили, – спокойно согласился Лапшин.

Вышли на площадь. Иван Михайлович сел за руль, Алексей рядом.

– Вы, конечно, меня извините, что я в одну дуду все дужу, – заговорил опять Жмакин, – но каждому охота свой семейный очаг заиметь. В отношении паспорта – эта волынка кончится, или мне, как крестьянскому ходоку, лично к товарищу Калинину с посошком отправиться нужно?

– Ты только меня не пугай! – попросил Лапшин. – Ладно?

– Так бюрократизм же!

– Тебя на автобазу?

– Ага. Мне там одному товарищу благодарность надо объявить, товарищу Демьянову, который из органов милиции уволен, а меня выручил нынче…

– Объявим! – покосившись на Жмакина, сказал Иван Михайлович.

Алексей вздохнул.

Ярко-голубыми, упрямыми глазами Лапшин глядел перед собой на мчащийся асфальт. Легко брякнули доски – машина проскочила разводную часть моста и понеслась мимо Ростральных колонн, мимо Биржи, по переулочкам Васильевского. Все прозрачнее, все погожее становилось утро. И все спокойнее и спокойнее делалось на душе у Жмакина.

Паспорт

– Ну что? – спросил он.

– Ничего, – ответила она, покачивая его руку. – Кушать хочешь?

Ей всегда казалось, что он голоден или что ему надобно постирать, заштопать…

Вошли в дом. Тут было тепло, уже, наверное, топили печи, пахло свежевымытыми полами, чистой, отутюженной скатертью. На столе в кувшине стоял коричневый хлебный квас. Жмакин напился, утер рот ладонью и сел как гость, но молчать долго не смог.

– Вот, – сказал он, – берете в руки и имеете вещь. Нормальный паспорт.

Клавдия полистала паспорт и вернула его Алексею.

– Так-то, Клаша, – произнес Жмакин. – Кончились наши кошмарные мучения. Теперь мы в порядочке. И ты не напрасно на меня надеялась…

– Не напрасно…

– А Иван как? – спросил Жмакин.

– Ничего. Покушал, сейчас спит.

– Поглядеть разрешается?

– Чего ж не поглядеть. Ты – папаша, кому и глядеть, как не тебе.

– Я не папаша, я – отец! – сказал Жмакин. – Папаша – это в годах. Это вот у тебя – папаша, а я еще для папаши молодой парнишечка.

– Вот я тебе дам – молодой! – сказала Клавдия. – Какой нашелся! Может, теперь девушку себе заведешь, раз с паспортом?

– Заведу! – привлекая Клавдию к себе, ответил он. – По обычаю отсталых народов заимею гарем. Буду из фонтана кагор пить и кушать конфеты…

Они стояли над колясочкой, в которой спал Иван. Лицо Алексея стало серьезным, он поморгал, потом произнес раздельно:

– Жмакин Иван Алексеевич.

И спросил:

– А?

Вернувшись в столовую, он попил квасу и спросил:

– А папаша где?

– На работе.

– Это правильно, – сказал Жмакин, – сейчас время рабочее. Ты, конечно, по закону еще в декрете, я – выходной. Но вообще – порядок.

О, как приятно было сидеть в этой полутемной комнате и беседовать неторопливым, тихим голосом! О, как приятно быть равноправным и не кривляться, не фиглярничать!

Он вынул папиросу, постучал мундштуком по коробке, закурил и пустил дым к потолку. В общем, он немного еще кривлялся, но очень немного.

– Так вот, Клавденька, – сказал он, – паспорт ты сама видела. Права я имею и работу имею. И шофером работаю и грузчиком. Доверяют мне любые мясопродукты. Имеются, конечно, люди, которые позволяют этим мясом пользоваться себе и семье на приварок. И даже разным бабушкам и тетушкам. Но я на это не пойду. Я слишком много пережил различных кошмаров, чтобы на это решиться. И по принципиальным соображениям не пойду. Теперь твое решительное слово: когда пойдем оформляться? Нам сразу надо – и регистрация брака, и регистрация ребенка.

– Неудобно как-то? – всматриваясь в Жмакина, сказала Клавдия.

– Мещанство! – сказал он. – Я желаю все сразу оформить. Обе регистрации и свою прописку у тебя. Для других это, может, и ничего не значит, а я хочу, чтобы все законно и честь по чести. И вообще у меня делов невпроворот – еще билет военный получать…

Клавдия пальцами потрогала его лицо.

– Какой-то ты, Леша, поцарапанный, – сказала она. – Разодранный какой-то…

– А это я на кошку упал! – быстро соврал Жмакин. – Поскользнулся, понимаешь, в часовне, а она испугалась и когтями мне в лицо…

– И бульба у тебя на голове, – ощупывая его затылок, сказала Клавдия. – Как вздулось…

– От кошки же, – блудливо отворачивая взгляд, объяснил Алексей. – Отпрыгнул и затылком в притолоку…

Грустно усмехнувшись, Клавдия сказала:

– Все равно потом все подробно и по правде расскажешь. Я же знаю.

Они немного помолчали.