Нигде так не подчеркивалось родство древнего Рима и Англии, как при дворе Елизаветы. Посетителям Вудстока рассказывали, что дворец был построен «во времена Юлия Цезаря». Гости дворца Нонсач с интересом рассматривали его фасады из белого камня, «расписанные историями из жизни древнего Рима». «Ворота внутреннего двора украшали каменные барельефы трех римских императоров». В Гринвиче хранился бюст Юлия Цезаря. Во время визита в Хэмптон-Корт Шекспир и актеры его труппы, возможно, видели на стенах зала, рядом с покоями королевы, «гобелены, расшитые золотом», на которых «изображена история убийства Юлия Цезаря, первого римского императора». Более того, «у дверей стояли, словно живые, три статуи императорских сенаторов в исторических костюмах», так что гости дворца на мгновенье переносились в далекое прошлое. Но кем же видели себя посетители — заговорщиками или свидетелями гнусного политического убийства? На двух эффектных шпалерах, изображавших торжественные события в Хэмптон-Корте, также был изображен Цезарь — «Добродетель торжествует над силами любви» и «Слава торжествует над смертью». Обе они созданы под впечатлением от поэмы Петрарки «Триумфы». В начале века их купил кардинал Вулси, и они висели в Хэмптон-Корте до тех пор, пока Генрих VIII не отобрал у него этот дворец так же, как и Уайтхолл. Шпалеры не раз привлекали внимание таких поэтов, как Джон Скелтон, который в одном из стихотворений восторженно пишет, что весь мир любуется триумфами Цезаря и Помпея. Судьба Цезаря и его историческое наследие, безусловно, занимали воображение англичан.
Злободневность трагедии, в которой религиозная проблематика переплелась с политикой, стала очевидной зрителю уже с первой сцены — после рассказа о триумфах Юлия Цезаря. Начало пьесы полифонично — оно вбирает в себя все важнейшие темы. Задолго до знакомства с основными героями — Цезарем, Брутом, Антонием и Кассием — в разговоре с народом двух второстепенных персонажей звучат основные вопросы: разве сегодня праздник? и если так, то какой же — государственный или религиозный? Честолюбивый Цезарь приобрел власть незаконно или его непримиримые противники все преувеличивают? Правы ли трибуны, полагая, что народ стал жертвой манипуляции?
В следующей сцене Шекспир наконец знакомит зрителя со всеми основными героями, хотя многие из них не произносят в этот момент ни единого слова. Трибуны уходят, и на сцене тут же появляются Цезарь, Антоний, Кальпурния, Порция, Деций, Брут, Кассий, Каска и прорицатель. Позже, когда Марулл и Флавий вернутся, подтвердятся их самые большие опасения. Цезарь начинает разговор о праздничных обрядах Луперкалий, упоминая в том числе и о священном беге. При этом он просит Кальпурнию встать на пути Антония, чтобы тот коснулся ее рукой во время бега: «…ведь старцы говорят, / Что от священного прикосновенья / Бесплодие проходит» (I, 2). Намек вполне очевиден — Цезаря волнует вопрос о наследнике (кстати сказать, не самый уместный для республиканского Рима, где династическая преемственность была упразднена). У Плутарха сказано, что загадочный праздник Луперкалий, связанный с очищением общества, ритуальным жертвоприношением и поражением врагов, был в то же время залогом незыблемости Рима. Шекспир играет этими смыслами; поднимая вопросы церковного и общественного характера, он обращается к истокам самого жанра трагедии, укорененного в древних мистериях с их религиозными культами, кровавыми жертвоприношениями и общественными традициями. Ритуалы Луперкалий как нельзя лучше подходят для пьесы, главное действие которой — убийство Цезаря.
В этой же сцене зритель узнает о том, что в разгул веселья Антоний предлагает Цезарю корону. Каска рассказывает Бруту и Кассию, не принимавшим участие в празднике, о поведении Цезаря: «…ему предложили корону, и когда ему поднесли ее, то он отклонил ее слегка рукой, вот так; и народ начал кричать». Дважды после этого Антоний предлагал Цезарю корону, вернее, по словам Каски, «даже и не корону, а, скорее, коронку». Цезарь при этом «едва удержался, чтобы не вцепиться в нее всей пятерней». Когда Цезарь отказался и на третий раз, «толпа орала, и неистово рукоплескала, и кидала вверх свои пропотевшие ночные колпаки, и от радости, что Цезарь отклонил корону, так заразила воздух своим зловонным дыханием, что сам Цезарь чуть не задохнулся». Опять же, эта сцена двусмысленна: Цезарь действительно отвергает корону? Или же Каска прав: Цезарь страстно ее желает?
У Плутарха сказано, что коронация была спланирована заранее; Шекспир предпочел утаить это. Придя на форум, Антоний «протянул Цезарю корону, обвитую лавровым венком»: