Один год в Израиле

-- Я никогда не смогу забыть, как она дрожала. Самым страшным был первый свист снаряда и грохот первого взрыва Казалось -- снаряд упал рядом. Потом -ничего, мы немного привыкли.

Первые две или три тревожные ночи мы ютились на трех квадратных метрах прихожей. В нашем распоряжении был телефон, кухня с холодильником и свежевскипяченной водой в китайском термосе, туалет. Перед тем, как перекрыть вход в комнату, мы включали старенький ципорин телевизор и на отдалении вслушивались в непонятные ивритские слова, ожидая отбоя. Долго сидеть на колченогих стульях было неудобно да и холодно, хотя со второй ночи мы успевали прихватить с собой пледы.

-- Кто его знает, -- сказал Володя, -- сколько это еще продлится. Не похоже, что война закончится завтра.

Сколько еще нам придется вот так бескомфортно коротать ночи? Надо что-то придумать. На то у нас есть мыслящие мужчины. Они вынесли решение расширить зону обитания на одну комнату. Володя опять поехал за пленкой. Она стоила уже три с полтиной за метр. А клейкая лента продавалась по цене грамма золотого лома -- шесть пятьдесят рулончик. Ленты нам требовалось много: каждый вечер мы заклеивали, а каждое утро отклеивали входные двери. Черт с ним, война требует жертв. Мы уже не считали потери.

Сначала поселились в комнате Ирины, как в солдатской казарме. Четверым нашлось место для ожидания сигнала тревоги в горизонтальном положении. А я не ложилась -- не могла. Сидела в большом, старом, но довольно удобном кресле, укутавшись в плед, и слушала голос эфира. У нас уже был старенький приемник, он был настроен на волну, где могла прозвучать сирена. Я боялась, что спящие, мы не услышим сигнала тревоги.

-- Что за глупости, -- говорила Ирина. Ложись спать. Ты же видишь, мы просыпаемся моментально.

Ко всему привыкаешь, даже к тревоге. Если спать, то только в своей постели, в постели, которая сейчас -- моя. Мы оклеиваем все проемы и на нашей с мужем территории. Теперь "загерметизированной комнатой" стала вся наша нелепая неустроенная съемная квартира. До такого, наверное, еще не додумался никто.

-- Дай нам время, -- сказал муж, -- мы загерметизируем весь город.

Иногда по вечерам мы выходили из дома: прогуляться, пока не завыла сирена. Город был пуст. Днем люди еще ходили по делам, на работу, в магазины, а с наступлением сумерек заклеивались дома, и было дико и тревожно на пустынных улицах.

А потом прозвучал последний отбой, мы содрали пленку с дверей и окон. Она с треском отрывалась вместе с белой блестящей краской. Нам было наплевать. Мы распахнули все настежь, вымыли до блеска стекла и вдохнули свежий воздух.

Наступил Пурим, самый веселый и шумный праздник в Израиле. Праздник, когда в непьющем Израиле не только можно, но и нужно пить спиртное.

...Странное течение мыслей. Я писала о трудных наших буднях и вдруг рассказала, как мы пережили Бурю в пустыне. Но может, как раз и нет, не странно. То был короткий -- в месяц с небольшим -- миг напряжения. А жизнь продолжается, и напряжение не спадает. III

-- Слушай, -- сказала я, -- я хочу узнать эту страну.

-- Я тоже, -- услышала в ответ.

Но как же ее узнать? Успеем ли мы съесть пуд соли? Нам осталось не так-то много. Надо приезжать молодыми.

Никто не знает, сколько ему осталось. Всякий пуд начинается со щепотки.

На той земле, где мы родились и которую оставили, чтобы обрести свою исконную родину, на той земле мы любили ходить пешком. Пешком -- лесными тропами, вдоль рек, напрямик через степь (Господи, какие запахи в степи!). Любили ходить в горы. С палаткой и тяжелым рюкзаком за плечами.

Мы еще не знали да и сейчас не знаем, можно ли ходить по Израилю пешком, учитывая интифаду. Но неистребимое это желание -- узнавать окружающую тебя землю лицом к лицу, наощупь, а не из окна автобуса -- погнало нас сразу же по соседним городкам.

Городки были славные, ухоженные, более ухоженные, чем наш, плоские, прилегающие к морю, а наш -- в стороне от моря и взбирается в гору, равнинный только при въезде, у главной магистрали. Соседние городки были больше похожи на европейские: пошире улицы, среди улиц разбиты газоны, старых обшарпанных домов меньше, чем у нас. Мы иногда спрашивали себя: может, надо перебраться? Какая разница, где платить за съемную квартиру? Но никуда мы не перебрались, пообвыкли и даже стали считать, что наше -- лучше всех. В самом деле, гористый рельеф и обилие неухоженной зелени делают наш городок экзотичнее.

A потом мы задумали пойти пешком в Хайфу. Это был единственный раз, больше на такое безрассудство мы никогда не решались. Но тогда, в самое первое время нашей жизни в стране, жажда узнавать и жажда ходить были очень сильны, а страхи, вскормленные потом радио, прессой и разговорами, еще не овладели нами. Мы решили идти пешком в Хайфу и выбрали для этого шаббат.