Один год жизни

Двадцать фунтов в час! Я чуть не рехнулась от удивления, счастья и страха, слившихся воедино. Мысль о том, что в нас видят потенциальных любовниц, отпала вместе с вышедшей из кабинета гоу-гоу танцовщицей, но как только парень озвучил сумму нашего заработка, я невольно представила шест и с подозрением покосилась на старушку, миловидно улыбающуюся работодателю. Я не собиралась следовать её примеру и мило улыбаться, пока мне не станут известны мельчайшие подробности вакансии, на которую меня с такой сказочной легкостью зачислили. Может, нас берут электромонтерами?

После сказанного, Роланд вышел из кабинета, оставив нас наедине с гремучей блондинкой, которая с первой же секунды начала нас презирать то ли как людей среднего класса, то ли из-за того, что мы являлись следствием не её выбора. Однако деваться было некуда ни ей, ни нам — ей нужно было ввести нас в курс дела, а нам жизненно необходимо было выслушать её презрительную лекцию.

* * *

— Двадцать фунтов в час?! — буквально выкрикнул мне в лицо отец, как только я сообщила ему о результате своего собеседования. — Не для того я растил свою дочь, чтобы она протирала шест своей попой. Твоя пятая точка всегда была развитой, но только в сфере поисков неприятностей.

— Пап, прекрати так остро радоваться успехам моей пятой точки, — самодовольно улыбнулась я, выхватив из рук отца бутерброд с сыром и ветчиной, которым он частенько промышлял за маминой спиной, после чего откусила от него большой кусок.

— Что за шум? — поинтересовалась мама, быстрым шагом спустившись по лестнице и сиюсекундно очутившись на кухне между мной и отцом. — Дерек, ты снова ешь бутерброды перед обедом?

— Это не я, — демонстрируя свои пустые ладони, начал оправдываться отец. — Это всё твоя дочь.

— Неважно кто из вас, господа, так как я застала вас с поличным. А ну-ка отдай сюда, — попыталась отобрать у меня бутерброд мама, но я ловко увернулась.

— Мне можно, — победоносно ухмыльнулась я.

— С чего это вдруг? — всё еще не понимая причины моего приподнятого настроения, поинтересовалась мама, до сих пор надеявшаяся лишить меня кусочка счастья в виде мягкого хлебушка с ветчиной, в который я жадно вцепилась. На секунду стало даже немного обидно от того, что родившая меня женщина совершенно забыла о таком важном для меня и всей нашей семьи собеседовании. Невольно создавалось впечатление, будто она и не надеялась на то, что её предпоследнюю, ничем особо не одаренную дочь, могут хоть куда-нибудь принять. Но я списала всё на то, что мамина забота о лишних калориях, которые члены её семьи частенько неблагоразумно потребляют как раз перед едой, затмевает своим величием всю мою победную ауру.

— Меня приняли на работу.

— Тебя? — не отрывая своего азартного взгляда от бутерброда, переспросила мама.

— Да, — улыбнулась я, после чего невозмутимо откусила заветный кусок.

— Какая у тебя будет зарплата?

В этом была вся моя мать — она еще не успела обрадоваться или хотя бы задаться вопросом о том, кем именно будет работать её дочь, как уже успела рассчитать месячную прибыль семьи с учетом минимальной для Британии зарплаты, на которую я могла претендовать с отсутствием законченного образования, и разделить её на потребительские расходы табора из девяти человек. Однако, именно благодаря тому, что эта женщина была единственным человеком, который виртуозно справлялся с ВВП нашей семьи, мы до сих пор могли себе позволить воровать бутерброды с её кухни.

— Двадцать фунтов в час — это восемьсот фунтов в неделю и три тысячи пятьсот двадцать фунтов, если я буду работать двадцать два дня в месяце, без учета выходных, на которых я также могу добыть себе неплохие чаевые, — радостно сообщила я, автоматически облегчив своей матери процесс расчета моей прибыли.

— Доченька, ты наше спасение! — вцепилась в меня мама, явно убежденная в том, что это всего лишь крепкие объятья, а не жестокий метод удушения собственной дочери.

— Скорее наше чревоугодие, — отпустил отец, смотря на меня из-за спины обнимающей меня мамы, всем своим видом выражая просьбу вернуть в его руки заветный бутерброд. Не вылезая из крепких объятий матери, я незаметно протянула отцу покусанный бутерброд, от которого осталось чуть больше половины, и сильнее прижала к себе ликующую женщину, предоставляя отцу шанс незаметно скрыться с места преступления.

Оставшиеся выходные вся наша семья только и говорила о моем, еще не до конца состоявшемся, успехе. Из-за этого, с приближением понедельника, я всё сильнее начинала переживать и одновременно с нетерпением ожидать того самого момента, когда мне, наконец, впервые придется встретиться со своей работой лицом к лицу.