Один год жизни

Меня определенно разморило, и я решила принять прохладный душ. Как только я вышла из ванной, Роланд сообщил мне, что на Виргинские острова мы вылетаем уже сегодня в девять часов вечера. Слушая его, я села на свою кровать в позу лотоса и начала просушивать волосы влажным полотенцем. Достав свой потрескавшийся телефон, я подумала о том, что было бы неплохо связаться с домом, тем более в Лондоне сейчас была половина девятого — время, когда все домашние уже закончили завтракать и начинали собираться по своим делам. Открыв популярный мессенджер, я маякнула стикером Тэмми и между нами сразу же завязалась переписка:

— Привет! Как там дела в Швейцарии?

— Мы уже в Канаде.

— В Канаде? Это значит, что со Швейцарией не вышло?

— Да.

— Надеюсь, в Канаде всё положительно разрешится. Не вешай нос.

— Конечно, — ответила я, решив скрыть факт тотального поражения. — Как дела дома?

— Мама до сих пор негодует по поводу твоего непослушания. Бабушка склоняется в сторону поддержки мамы, дедушка склоняется в сторону поддержки бабушки… Я и папа каждый день ходим на биржу труда. Мне предложили вакансию уборщицы в ночном клубе, но я отказалась… Папе же вообще ничего не могут найти. Эмилия почти все ночи проводит у Эммета, так что я снова перебралась в нашу спальню. А как вы там проводите время?

Тэмми ни слова не сказала о Рике, и я решила не расспрашивать её через переписку. Приеду — устрою ей допрос с пристрастием. Два допроса — второй будет подготовлен специально для Рика.

— Мистер Олдридж, — окликнула я Роланда, сидящего напротив моей кровати на кресле, и тот оторвал свой сосредоточенный взгляд от ноутбука в сторону моего объектива. — Спасибо, — улыбаясь, довольно поблагодарила я, сделав на свой мобильный фотоснимок без разрешения хозяина физиономии.

— Что Вы делаете?

— Отсылаю сестре фотоотчет о нашей невеселой поездке, — хмыкнула я, попытавшись улыбнуться.

Доротея с Мартином вернулись в семь часов вечера, совершенно счастливые и абсолютно замученные. Уставший Мартин пытался передать все краски чувств, которые он испытал съезжая с разнообразных водных горок и досадовал на то, что Доротея не отпустила его на самые высокие. Плотно поужинав, мы отправились в аэропорт и уже в девять ноль пять взлетели над Оттавой. Изнуренные дневными подвигами Доротея и Мартин, сидящие напротив нас, почти сразу впали в сон. Мартин сидел всего в шаге напротив меня, и я попросту не могла на него не смотреть. Хрупкая, детская шея держала опущенную на грудь, светлую головку мальчика и, казалось, будто во время сна всё его детское тельце вдруг стало совершенно беззащитным. Боковым зрением я посмотрела на сидящего рядом Роланда. Он откинул голову на кожаное сиденье, закрыл глаза, но было видно, что он не спит. Снова переведя взгляд на сопящего Мартина, тяжелое дыхание которого могло оборваться в любую секунду, я посмотрела в иллюминатор и незаметно протерла правый глаз. Какие же взрослые малодушные. Они замечают существование ребенка лишь тогда, когда это существование стоит под угрозой. Я никогда не была для Мартина хорошей няней, иногда он даже меня презирал. Все его безумные выходки — вовсе не результат перекипания детской злости, а самая настоящая попытка привлечь к себе моё внимание — он каждую секунду своего присутствия в моей жизни заставлял меня думать только о нем. Но почему я смогла заметить это только сейчас? Есть ли у меня еще время исправить ошибки своей слепоты?

Глава 56