Один год жизни

— Вы сегодня улыбаетесь, — заметил Роланд, с любопытством рассматривая мою фигуру. Я была уверена в том, что на его фоне выгляжу ужасно и, почему-то, это веселило меня еще сильнее. Он стоял передо мной в идеально подобранном гардеробе от Армани: черная рубашка, брюки и туфли, на правой руке шикарные коллекционные часы, которые наверняка стоят не менее пары тысяч долларов. От него пахло лучшим мужским одеколоном, его волосы, не затронутые страшно-модными прическами, были уложены достаточно ровно, но при этом создавалось впечатление, словно он до них сегодня дотрагивался только утром, и-то из-за острой необходимости почесать затылок. Я же стояла перед ним в скромном плаще пятилетней давности, который до сих пор существовал лишь за счет маминых внутренних стежков, в обыкновенных темных джинсах и купленных прошлой весной ботинках, которые я рассчитывала проносить еще минимум три сезона, прежде чем они успеют расклеиться. Волосы же у меня были далеко не искусно распущены, и пахло от меня только мной — никаких духов или туалетной воды, которая закончилась у меня еще три недели назад, благодаря стараниям трудолюбивых сестер.

Интересно, если бы я случайно разбила его часы, он бы принял в качестве расплаты мою почку? Подумав об этом, я улыбнулась сама себе, но так как в этот момент я смотрела на него, он принял мою улыбку на свой счет и из вежливости решил улыбнуться в ответ.

— Просто неплохое настроение, — пояснила я.

— Какая древность, — раздался высокомерный женский голос за моей спиной и я, приняв подобное замечание на свой счет, не прекращая улыбаться, обернулась на входную дверь. — Роланд, ты решил украсить свой палисадник раритетным велосипедом? И сколько же он стоил? Хочу себе такой же.

— Это транспортное средство принадлежит новой няни Мартина, — заметил Джонатан, имея в виду Доротею, параллельно помогая Кэрол снять шикарный плащ от Барбери.

— А, так это Ваш, — обратилась блондинка ко мне, после чего её внимание к «раритетной» вещице резко упало. — Очень… Мило.

«Точно милее Ваших новых сисек», — хотела заметить я, но решила не терять рабочее место из-за силикона, который принадлежал даже не мне. Я была уверена в том, что блондинка увеличила себе грудь хирургическим путем — на собеседовании её сиськи выглядели как две новогодние мандаринки. Роланд точно должен был оценить старания этой девушки!

Из-за мыслей о мандаринах я снова улыбнулась.

— Желаю вам приятного вечера, — обратилась я сразу ко всем присутствующим, после чего самостоятельно открыла себе дверь, не дав Джонатану даже шанса добраться до дверной ручки быстрее меня.

— Да-да, — хмыкнула блондинка.

— До завтра, — каким-то странно-вкрадчивым тоном отозвался Олдридж, но я уже не видела его лица, так что не могу предположить, о чем он думал в момент своего ответа.

* * *

На ужин у нас был рис с тушеной фасолью. Конечно не пир, но и не худший вариант. Худший вариант ожидал нас через пару дней, когда денег ни у кого из семьи не останется, а до ближайшей зарплаты, коей являлась зарплата Эмилии, необходимо будет протянуть еще девять дней.

— Всё потому, что у нас адвокатша, а у этой Джудит хренов адвокат, — заключил отец, прожевывая разварившийся рис.

— Дерек! — возмутилась мама.

— А дедушка сказал «хренов», — своевременно заметил Дин.

— Я же просила не выражаться при детях.

— Нет, серьезно, она совершенно не смыслит в своем деле. Ведь она адвокат, а не ветеринар, если я не ошибаюсь? Вроде как пытается защищать наши права, а отвлекается на то, чтобы заглянуть нам в рот. Точнее в карманы. Вытрясла всё до гроша и еще просит. Если хорошенько подумать, её саму можно судить, за безответственное отношение к собственной работе, вследствие чего, в буквальном смысле этого слова, страдают её же клиенты — обычные люди, имеющие несчастье связаться с этой особой. Я вам говорю, если бы она была мужиком — всё было бы в порядке.

— После данного монолога тебя самого могли бы привлечь к ответственности ярые представительницы феминизма, — заметила Эмилия.

— Хорошо, что в нашей семье никто не страдает подобной фигней, — жизнеутверждающе заметил отец.

— А дедушка сказал «фигня», — заметил Дин, бесцельно гоняющий по тарелки отдельные рисинки.

— Дерек! — возмутилась мама. — Дин, перестань повторять за дедушкой всякое безобразие и начни, наконец, есть этот рис, будь он неладен, а не лепить из него замки.

— Я, например, феминистка, — вдруг заявила Эми, — просто не ярко выраженная.

— Ты сама по себе не ярко выраженная, — в точку заметила Тэмми. — Не ярко выраженная феминистка, вегетарианка, сестра. Ты в любой момент можешь быть кем угодно или не быть никем.

— Зато я не страдаю сдвигами крыши, и проблем в отношениях с парнями у меня нет, — язвительно огрызнулась Эми, на справедливое замечание сестры. Эмилия всегда жалила сестру в самое больное место, тем самым пытаясь её унизить.