Один Год

Весь флигель — безропотная гостиная, уклончивая кухня и две спальни на втором этаже, разделенные узкой ванной комнатой — был какой-то заброшенный, захламленный, сырой, темный, источающий запах плесени, в котором было, пожалуй, даже что-то приятное. Здесь явно долго никто не жил, но жить было можно, имелось все необходимое, и даже наоборот, слишком много было всяких шкафов, в которых впритык одна к другой лежало слишком много вещей. Предметы главным образом декоративные, поскольку имущество родственницы передали католической организации взаимопомощи. Словно жизнь внезапно, одним стремительным движением, покинула это место, в мгновение ока побросала все вещи, и они так и остались пылиться, навсегда застыли где попало за поспешно закрытыми ставнями. Видно было, что в последний момент какая-то книжка, кружка, подушка были временно передвинуты с места на место, на сервировочный столик, на полку, на подлокотник дивана, якобы на несколько минут, а на самом деле навечно.

Кончиками пальцев, стараясь ни до чего особенно не дотрагиваться, Ноэль Валлад показывала отставшие обои, покрытую налетом ванну, латунные ручки в пятнах окиси, и отдергивала руку, избегая прикосновения, так что Виктория сперва не поняла, что это — особое отвращение именно к этому месту или общая политика по отношению к вещам. Однако Ноэль Валлад, казалось, испытывала симпатию к своей квартирантке, не проявляла ни малейшего недоверия и свела к минимуму связанные со сделкой формальности: ни документов, ни поручительства, только аванс, наличные за три месяца, зеленые и голубые стрекозы, мягко перепорхнувшие из сумочки Виктории в ее сумочку.

Эти три месяца, оговоренные Ноэлью Валлад, не требуя от Виктории обдумывания, определили для нее ближайшее будущее, избавили от необходимости принимать решение, возможно, пришпоренное колебаниями. Она была благодарна за это хозяйке квартиры, которая — зовите меня Ноэль — в общих чертах рассказала ей о себе. Работает в банке, но чуть-чуть, для формы, всего-то на треть рабочего времени, а живет в основном на алименты, подумывала о том, чтобы вновь выйти замуж, но нет, мой лучший друг, сказала она, это я сама. Ей хорошо только наедине с собой, уточнила она, идя к машине, подаренной последним мужем (я его не поблагодарила, сказала ему, ты же знаешь, я благодарить не умею) и в которой, едва она завелась, невесть откуда зазвучала неземная музыка органа и «волн Мартено». Потом она опустила окно со своей стороны. В общем, я рада, что попала на вас, улыбнулась она Виктории, ненавижу некрасивых женщин, им вечно приходится что-то доказывать. И пока она включала заднюю скорость, Виктория убедилась, что это вот именно общая политика, распространяющаяся на все материальные предметы, до которых Ноэль дотрагивалась как можно меньше, кончиками пальцев, ведя свой автомобиль магнитными флюидами.

Пока Ноэль Валлад говорила, Виктория в паузах выдавала как можно меньше информации о себе. Не из какого-то особого недоверия, во всяком случае, не только, а просто по привычке, за которую Луи-Филипп часто ее пилил. Но Виктория так устроена: поскольку с людьми надо разговаривать, она отделывается тем, что задает вопросы. Пока человек отвечает, она отдыхает и готовит следующий вопрос. Она всегда так делает, она считает, что люди этого не замечают.

После отъезда квартирной хозяйки, оставшись во флигеле одна, Виктория стала к нему присматриваться, как к живому существу, не без недоверия, готовая защищаться, — она часто, даже когда ничто не предвещало угрозы, вела себя так с мужчинами, намекая, что угроза возможна, хотя никто ни о чем таком и не думал. Этот взгляд, возможно, сыграл свою роль в том, что до сих пор Виктория не задерживалась подолгу ни на одной работе, и в том, что заключенные на определенный срок контракты не возобновлялись. На самом деле в последние месяцы Виктория рассматривала объявления о приеме на работу весьма уклончиво, и не столько искала подходящего случая, сколько поджидала его, а в смысле средств к существованию рассчитывала скорее не на свои сбережения, лежащие теперь у нее в сумочке, а на Феликса, который до вчерашнего дня обо всем заботился.

Позже она успела подробно осмотреть флигель, открыла пустые шкафы, где стукались друг о друга вешалки, и выдвинула ящики, полные разрозненных вещей: заброшенных альбомов с фотографиями, ключей без ярлычков, висячих замков без ключей, запасных рукояток и дверных ручек, огарков, перекладин от кроватных спинок, часов с отломанной большой стрелкой. На полках громоздились подсвечники без свечей и лампы без шнуров, какие-то не то абажуры, не то шампуры, вазочки под один цветок, расставленные на ажурных кружевных рваных салфеточках. Две экзотические статуэтки свидетельствовали о колониальном прошлом.