Иван подключился к своим источникам и расположил несколько картинок перед своим мысленным полем зрения. Вот и адмирал Дорман! Попасть на пресс-конференцию он, скорее всего, смог благодаря телевизионщикам из ABC, и теперь наблюдал действо с самой выгодной точки, фактически, с первого ряда. Проныра, что тут скажешь! И сейчас он смотрит не в президиум, а все больше по сторонам. Незаметно так поглядывает, не привлекая к себе внимание и не пялясь, но взгляд у старика цепкий, а глаз весьма острый. Так кого же он высматривает?
Переключившись на другую камеру, Иван безошибочно понял, кого так внимательно разглядывал Дорман. Вот он, высоченный здоровяк у дальней стены, выделяется над морем голов, как какой-нибудь утес над прибрежной бухтой. Только кружащих над ним чаек не хватает… Вэю Тьяо действительно нужно получше маскироваться…
Мыс Канаверал, август 1958 года
«Не облажайся, Шепард», — сказал он сам себе перед посадкой в капсулу. У астронавтов в ходу была шутка о том, что «Меркурий» на себя надевают, а не входят в него, настолько кораблик получился крохотным. Меньше любого истребителя, уж это точно, а их 35-летний Алан Шепард, один из опытнейших летчиков страны, видел немало. С другой стороны, сама по себе, без массивной серебристой колонны «Тора» эта кроха никуда не полетит, разве что вниз. Он уже давно лежал в своем ложементе, терпеливо игнорируя возню ассистентов, затягивающих и перепроверяющих ремни и внимательно, просто на всякий случай, еще раз просматривал «шпаргалки». Ничего не забыто, все в норме, осталось еще немного подождать.
В какой-то момент он даже задремал, хоть и всего на пяток минут. Приснилась ему Луиза (жена — прим авт.), по крайней мере, он был уверен, что это она, но уж больно в непривычном обличье.
— У тебя прекрасный корабль, Шепард, — сказала она с улыбкой, разглядывая стайки экзотических рыбок в длиннющем настенном аквариуме, и свет от ярких ламп переливался на ее коже цвета морской лазури, а голубые глаза так и сияли. — И команда самая лучшая. Жаль, что я не могу лететь с вами…
Он открыл глаза, а в ушах еще звучала, удивительная, нигде не слышанная музыка. Шепард, мысленно смакуя остатки сна, бегло осмотрел приборы и проверил время. Люк закрыт, герметичность проверена, заправка ракеты закончилась. Скоро летим!
— Свобода-7, Капком, — прохрипел наушник голосом Дика Слейтона, после чего слышимость немного улучшилась. — Дай вольтаж, Хосе.[49]
— Это Седьмой, Бастер,[50] — отозвался Шепард. — На главной 24, на резервной 29. Все в норме.
А это уже финишная прямая. Доклады шли в установленном порядке, без суеты. Еще до того, как пошел отсчет, Шепард буквально кожей почувствовал, как начал раскручиваться турбонасос двигателя, и только потом появился глухой рев и вибрация. Слейтон начал транслировать отсчет секунд:
— Пять, четыре, три, два, один, подъем!
Ракета слегка вздрогнула — это оторвались кабель-разъемы, а рев заглушил все прочие звуки.
— Подъем, и часы пошли! — почти выкрикнул Шепард, чувствуя, как наваливается тяжесть ускорения. Перегрузка была вполне терпимая, даже комфортная, меньше «двоечки», тренированный летчик ее ощущал, но не более того.
— Это седьмой! — чуть громче, чем надо, доложил он. — Топливо в норме, перегрузка один и восемь, давление 14, кислород в норме!
— Понял, Седьмой! — голос Слейтона звучал эйфорично. — Все выглядит хорошо!
— Все в норме, все окей! — еще раз повторил Шепард, стараясь говорить спокойно и убедительно. Ракета продолжала тянуть(а точнее, толкать) «Меркурий» вверх, и перегрузка нарастала, превысив «тройку». Трясло тоже довольно крепко, словно по проселку летишь во весь опор, не снижая скорости.
Прошли разворот по вращению, миновали зону максимального скоростного напора. И когда ракета, казалось бы, мертвой хваткой вцепилась в назначенную ей траекторию, тогда и случилось крупное невезение. Система управления, почувствовав, как небольшой порыв гулявшего на высоте бокового ветра слегка качнул машину, уводя ее с курса, отреагировала адекватно, парируя ошибку отклонением рулевых сопел. Но алгоритм, перекочевавший с более ранней и более легкой версии ракеты не учел слегка измененного полетного профиля и боковая скорость немного превысила заложенные ограничения. Через пару секунд ракета качнулась в обратную сторону и опять «проскочила» нужное положение, входя в смертельно опасную волну автоколебаний.
К счастью для пилота, другая важная система не дремала и, решив не дожидаться неизбежного разрушения ракеты, врубила двигатели САС…
Шепард только было собрался выдать в эфир очередной «окей», как крошечный кораблик неслабо тряхнуло, а его самого вдруг словно молотом в грудь ударило. Капсула затряслась и бешено завертелась, а пилота вжало в кресло так, что в глазах тут же потемнело, и дышать стало почти невозможно. Это уже даже не «десятка», это вся «двадцатка» будет. Значит, «башенка» сработала.