Один из лучших дней

В субботу Вулич позвонил еще раз – попросил у Ани текст «Солдатика». Свой он куда-то задевал, непонятно где оставил. Сам он зайти не мог, потому что родители ушли без ключей. Аня – как была в домашнем – сунула текст в сумку, надела пальто. Тихий вечер казался сказочным. Крупный снег сыпал сплошной стеной и скоро облепил ее с головы до ног. Снег был даже на ресницах, лез в рот – на вкус свежий и острый, как несладкое мороженое. Идти было хорошо в гуще этого снега, который одинаково наряжал и людей, и деревья в свадебный кружевной убор. А вот бы сейчас по дороге повстречался Саша Порошин. Аня бы не удивилась, если б он вышел навстречу в гусарском мундире.

В темном подъезде Вулича, где горела всего одна лампочка, Аня стряхивала с себя снег – с плеч, с шапки, с сапог… Наверху резко стукнула дверь, послышались быстрые шаги, потом мимо проскочила девчонка, на ходу застегивая пальто. Всхлипнула, почти ткнувшись в Аню. Ане так показалось, что это была Оля Редькина. Но скорее все-таки показалось, потому что… ну что могла Редькина делать у Вулича? Она никак не вписывалась в их компанию со своим лицом «шесть на девять».

Вулич открывать медлил. Открыв, на пороге тронул прядку ее волос, выбившихся из-под шапки. Ане стало щекотно и как-то еще… Она суетливо полезла в сумку, лепеча про обещанный текст.

Вулич сказал:

– Сперва согрейся.

Аня послушно скинула пальто, которое тут же подхватил Вулич, хотя засиживаться не собиралась. На ней было короткое платье в клеточку, а на ноге палец светил ярко-голо, прорвавшись наружу через дырочку. Вулич, кажется, засек этот палец и предложил тапочки.

Аня никогда прежде не бывала у Вулича вечером – комната, освещенная низким абажуром, казалась теснее, со всех сторон подступали темные вещи. Вулич сварил кофе. Текст он небрежно бросил на диван. Говорить, собственно, было не о чем. Леша включил радио, помещавшееся в кассетнике. Радио сразу сказало что-то про солнце сквозь сосны – по-русски, но с интонацией неуловимо странной. Либо же этот низкий голос был необычно низок для диктора. Фразы к тому же лепились нестандартно в окружении названия «Комсомольск-на-Амуре». Леша заметил интерес Ани, но пока промолчал.

– Это что? – Аня наконец спросила сама.

– Солженицын, – в голосе Вулича мелькнула хитринка.

– Солженицын? – почти по слогам переспросила Аня, ощутив, что сидит, выпучив глаза.

– «Голос Америки». А слышно как родной «Маяк», а?

– Солженицын, – еще раз на полувопросе произнесла Аня.

– Ты думала, он пасквили строчит на совдепию?

– Нет, по-моему, неплохо написано. – Аня в растерянности как будто бы с собой спорила.

– А то бы там плохое печатали!

Аня судорожно глотнула кофе, почти не ощутив его вкуса.

– У меня, кстати, все переписано на кассеты, могу дать послушать. – Леша подул себе в чашку.

– У меня кассетника нет, – торопливо ответила Аня.

– Тогда можешь у меня слушать. – Леша передернул плечами. – Вечерами все равно нечем заняться.

Аня опять глотнула из чашки, хотя в ней оставалась почти одна гуща.

– Поставь лучше музыку.

Леша включил кассету:

– Битлы, классика.

– Кто? – Аня переспросила. – «Битлз»?

– Нравится? А что ты в прошлом году про них говорила?

Вулич усмехнулся, имея в виду диспут о музыке классической и популярной, когда вопрос ставился: или – или.

– Так это же еще до революции было. Теперь, вон, для тебя и «Бони М» старье.

– «Бони М» старье, – согласился Вулич.

– А «Битлы» не старье?

– «Битлы» старье? Ну, знаешь ли… Еще скажи, что они учат нас буржуазной культуре.

– А чему тогда они учат?

– Да ничему плохому.

– Хорошему, да? А ты разве фотографий не видел, как безработные ночуют в метро?

На самом деле «Битлы» Ане нравились, но она стеснялась в этом признаться.

– Безработные – это те, кто не может найти работу по специальности, – засмеялся Леша. – Они не хотят мести улицы.

– А это не абсурд – забивать башку знаниями, чтобы потом мести ули… – вспомнив Сашу Порошина, Аня осеклась. – Было бы все так просто, там бы дети не голодали.

– А там никто и не голодает.

– Голодает!

– Не голодает! Ты фотографий не видела негритят с раздутыми животами?

– Так это в Эфиопии, а там социализм, между прочим.

– А в ЮАР, например, белые получают в четырнадцать раз больше негров!

– А негры в четырнадцать раз больше твоей мамаши! – Леша поднялся, чтобы перевернуть кассету.

– Ты уверен?

– Уверен. У меня в Западной Германии тетка.

Аня растерялась:

– А как она туда попала?

– Замуж вышла. – Леша, не замечая ее внутреннего смущения, продолжал: – Ты представь: она приходит в магазин, и ей тут же выносят на примерку десять пар туфлей.

– Туфель, – поправила Аня.

– Ну, туфель.

– Я пойду, – Аня вскочила. – Да, пойду.

– Как хочешь.

В прихожей Вулич подал ей пальто. Она никак не могла попасть в рукав. С вешалки соскользнула на пол Лешина дубленка – Леша наступил на нее. Аня запуталась в своем шарфике…