Эти трое еще со школьной скамьи были друзьями и поровну делили все радости и горести лицейского быта. Все обучались как один и после отправились в командное училище, опять же в единое. Там их успехи были вновь схожи, но после в службе у Василевского вдруг сделался высокий чин. Беликов стал поменьше званием, но свободнее в обращении с начальством. И все ж высок в сравнении с Немовым, который считался рабочей лошадкой. По счастью, звания их засекречены, и недавно они лично были приглашены Кардовым, что говорит об их принадлежности.
Немов, осматриваясь, наконец произнес низким голосом:
– Это не поместье, а целая крепость!
Беликов, ухмыльнувшись и похлопав друга по плечу, отвечал:
– Со своим жалованьем нам такое не снилось…
Василевский, бегая глазами, произнес тихо:
– Что за дамы! Жаль, замужние, с ними много хлопот. Уж я бы…
– Куда тебе! – изъявил Беликов.
Все трое, выпив по глотку шампанского, принялись за разговор.
Убедившись, что никто не подслушивает, Беликов продолжил:
– Вот хороша эта Елена. Двадцать лет, а такой домище. Столько бабла! Кардов скоро в министры прыгнет, ручаюсь. А она в платье, грудь наружу, бедра… да так на всех смотрит. Есть что-то в этом взгляде.
– Хороша она, это конечно. Да замужем за тем, кого бы лучше уважать… – прервал Немов.
– А я уважаю, пока он слышит, – сказал Беликов, и все незаметно улыбнулись.
После Василевский принял вид весьма серьезный:
– Ты что ни говори, а Кардов как железный. Всех держит по внутрянке! Сам Владимир Владимирович, по слухам, к нему благоволит…
– Не для того ли такой дворец отгрохал, чтоб государь в гости заезжал? – рассуждал Немов все о том же.
Беликов скривился, но не от толков про дворец, а от недоверчивой осторожности Василевского, который говорил так, будто их и сейчас прослушивают. Уставший с некоторых пор от недомолвок, он только вопросил:
– При чем тут дом, ты знаешь, сколько у него таких?
И тут уж Андрей Василевский не выдержал и возразил искренне следующее:
– Все врут! Да и вообще ты бы потише с такими шутками.
– Согласен, – поддержал Немов, – вот бы была нелепость, если бы Кардов слышал…
Беликов потрепал свои золотые эполеты на мундире.
– Не каркай, обычно это мы их ведомство слушаем, а не наоборот.
– В каком таком смысле? – оскалился Василевский.
– Во всех, – холодно ответил Беликов. – А все же мы угодили хозяйке Елене своими костюмами. И это многое обещает, – Гости все прибывали, заполняя огромный зал, который от блеска платьев и украшений, казалось, превратился в большую кружевную снежинку.
Вокруг ходили новые люди. Дамы в нарядах откровенных и не подходивших историчности реконструкции привлекли внимание офицеров, от них не ускользнул недовольный взгляд Елены, обращенный к этим самым дамам. Так долго она готовила этот вечер. Так долго согласовывала платья. Юная жена уже входила в роль властной и требовательной хозяйки.
Василевский также потрепал свои эполеты.
– Чего мы стоим? Выбрались в общество, так пойдемте шалить! – сказал он.
– И впрямь, – поддержал Беликов.
Трио направилось к даме и мужчине, стоявшим напротив и окруженным большим количеством народа.
– Здравия желаю, господа, – игриво заговорил полненький престарелый мужчина небольшого роста с густыми глазками и волосами, укрывающими лысый затылок. Нос у него был смешной картошкой. Щеки дряблые от сытой лени. Но он обладал невероятно достоверным костюмом эпохи, что отличало его от окружавших. А помимо того, на груди его размещалась блистательная батарея медалей и лент.
– Добрый вечер, мальчики, ах, что за чудо у вас мундиры… – прибавила жена его, стоящая рядом. Она не слишком отличалась от мужа, за исключением зачесанных редеющих волос. И если бы на ней был мундир супруга, а на нем ее синее бальное платье, их с легкостью можно было бы спутать.
– Чрезвычайно рад, – Василевский уже хотел подать руку, но Беликов оттолкнул его в сторону и с приветственной улыбочкой сделал рукопожатие со словами: «Как приятно, Леон Соломонович, счастлив вашей компании». Затем подошел и господин Василевский, ну а потом, как по схеме, пожаловал Немов, неловко стоявший поблизости.
Этот полный дяденька вызывал не меньше интереса у присутствующих, чем хозяева. Все ежесекундно подходили с ним лобызаться. Простите за такое неудачное слово.
Чем же вызвано такое внимание? Ну разумеется, службой, ведь он советник президента. Зовут его Леон, он Соломона сын, откуда отчество, а фамилия Комкин. Много государственных тайн слышали его маленькие ушки, оттого так высоко ценились везде, где бы ни появлялись.
– Как ваша служба, Василевский? – вдруг спросил Леон Соломонович.
– Все хорошо, – растерянно произнес Андрей. Из троих почтенных друзей он единственный не понаслышке знал Комкина, потому как именно Леон Соломонович вручал Андрею Максимовичу ту самую медаль президентской администрации.
– Нам на службу грех жаловаться! – резво вступил Беликов. Василий Робертович очень любил вступать резко, иногда вовсе не являясь участником разговора или не подозревая о его теме.