По ногам чиновников и по платьям чиновниц он протеснился в соседство к Званинцеву, на незанятое подле него место, и сел на него, не обративши особенного внимания на физиономию соседа, которой, впрочем, и нельзя было хорошо видеть, потому что начинало уже темнеть.
Но Званинцев поднял голову - и почти тотчас же обратился к нему.
- Здравствуйте, Севский, - сказал он ему.
- М-г Званинцев! - отвечал тот с каким-то неприятным чувством, и как бы нехотя протягивая ему руку, обтянутую желтой перчаткою.
- Мы вечно встречаемся, - с легкой иронией заметил Званинцев.
- Вечно! - повторил почти с досадою Севский.
- Да... - продолжал Званинцев, улыбнувшись, - и, там, где мы встречаемся... Но, кстати, - перервал он, не докончив своей фразы, - здорова ли ваша матушка?
Это _кстати_ имело, вероятно, тайную связь с неоконченною фразою, потому что молодой человек сказал обычное "покорно вас благодарю, слава богу" изменившимся от досады голосом.
Званинцев очень нецеремонно засмеялся и оставил молодого человека рвать свою перчатку.
- Послушай, Воловский, - обратился он к своему московскому знакомцу: когда тебя _находят_ дома?
- Дома? - отвечал тот с худо скрытым замешательством и взглянул на жену, которая побледнела слишком заметно. - Дома? - продолжал он, стараясь выйти из своего неловкого положения, - но, любезный друг, всегда, т. е. почти всегда, хотел я сказать...
- Я спросил тебя потому, что мне хотелось бы к тебе заехать, - сказал Званинцев, глядя пристально на его жену.
- Очень буду обязан, - перервал муж.
Ужасное положение, когда нельзя, когда неприлично отделаться от посещения человека, которого видеть у себя неприятно.
- Хотя, право, - продолжал тихо Званинцев, - я не знаю, когда я успею к _вам_ заехать.
Молодая женщина подняла на него взгляд глубокой, стесненной грусти.
- Я сам у тебя буду, - сказал Воловский, вероятно, проклиная внутренно визиты и контрвизиты. - Где ты живешь?
- На Большой Мещанской, {5} в доме под Э 14, - отвечал Званинцев.
Дилижанс остановился еще на одном мосту.
- Кажется, нам пора выйти, Marie? - обратился Воловский к жене. Та медленно встала.
Званинцев пожал руку мужу и потом протянул руку жене.
Нерешительно и робко подала она ему свои бледные пальцы, и всякий третий мог бы видеть, как они дрожали в его руке.
Он крепко пожал их, эти бледные пальцы, и, устремив на нее долгий почти испытующий взгляд, сказал громко и резко:
- Я к вам буду.
К кому относились эти слова? Бог знает.
Но в ответ на них она послала ему взгляд, полный болезненного упрека, и, опираясь на руку мужа, вышла из дилижанса.
Званинцев долго смотрел ей вслед, сжимая череп своей палки. Потом, как бы опомнившись, обратился к своему соседу, с вечно неизменною сжатою улыбкою.
- Давно вы были у Мензбира?
- В последний раз мы были с вами вместе, - отвечал тот, скрывая досаду.
- Лидия заметно подрастает, - продолжал равнодушно Званинцев.
- Кажется, - сухо сказал Севский.
- Вы, вероятно, давно это заметили? - спросил Званинцев, не заботясь скрыть насмешливость своего вопроса.
- Почему же я, а не вы? - грубо возразил молодой человек.
- Мне некогда, вы это знаете, я всегда играю.
- И, _кажется_, счастливо, - перервал Севский, сделавши особенное ударение на слове "кажется".
- Да, в последний раз я выиграл пять тысяч у этого барона... как бишь его? - совсем забыл его имя... - ну вот у того, который всегда привозит что-нибудь Лидии.
Севский вспыхнул.
- Очень весело иметь хорошенькую дочку, - продолжал равнодушно. Званинцев, - этот Мензбир, право, пресчастливый человек. Как вы думаете?.. Да, скажите, пожалуйста, кто была ее мать, гречанка, что ли? Вам это должно быть известно.
Севский не отвечал. Дилижанс остановился на Невском.
- Пойдемте вместе, - сказал Званинцев Севскому, выходя из дилижанса, нам по дороге.
- Нет, - сухо отвечал тот, - я еще зайду к одному знакомому.
- Так поздно?.. Что же скажет ваша маменька? - спросил Званинцев с явным сарказмом.
Но Севский был уже в десяти шагах от него.
Званинцев грустно улыбнулся вслед ему и повернул на Мещанскую.
----
Говорят, в Петербурге очень весело зимою - может быть! Я не решаю этого вопроса, потому что вообще плохой судья в веселье; но что, я знаю cлишком хорошо, так это то, что летом в Петербурге необычайно скучно, особенно тому, кого не благословил рок службою в какой-нибудь канцелярии... Театров нет; ездить на дачи не стоит хлопот, потому что там точно так же играют в преферанс; в кондитерских народу мало, и только в одной из них каждый вечер толкуют об Англии и Франции, {6} о Невском проспекте и т. п.