Один из многих на дорогах тьмы

Перед вечером я решил отправиться сам. Со мной пошел один послушник жаль, я забыл его имя - он давно уже мертв. Мы вышли из храма и наткнулись на черных. Они обнажили мечи и заставили нас вернуться. Тогда мы по тайному ходу прошли в караульню. Стражников перебили - не злые силы, а люди; мы взяли плащи, чтобы скрыть облачения, вылезли через окно и проползли мимо черных. В Верхнем Храме творилось то же, что и у нас, и черные тоже стояли у входа. Но город не был безумен, Ранас! Только нас одних постигло несчастье, и никто не знал о нашей беде! Нет, - сказал он, - остальное тебе не важно. Важно одно: Верхний Храм не вступился за Энраса потому, что некому было вступаться. Все, кто мог говорить от Храма, умерли в эту ночь. И Соправители... не вини их, Ранас, они были только людьми. Я не знаю, как их заставили, но я видел то, что я видел, и не стану судить других. Ты дерзил несчастному Андрасу, а он ведь долго держался. Он держался так долго, что Энраса чуть не спасли, но тех, кто хотел похитить его из тюрьмы, настигла ночная смерть.

- Прости, - сказал Даггар. - Я не знал. Я готов попросить прощения.

- Оставь! Ему все равно - его душа умерла.

- Но что это было, Хранитель? Кто виноват?

- Нет, Ранас, - сказал старик. - Я говорю то, что я знаю, а все догадки... Я - умный человек, - сказал он, - я знаю, что глуп, что разум мой узок и познания ничтожны. Я - только Хранитель Огня, - сказал он, хранитель веры в безвременье и надежды в пору упадка. Я едва обучен грамоте и не посвящен в Таинства. Есть люди, которые смогут тебе ответить, но если я это позволю - они умрут. Я сам их не смею просить ни о чем. Для Храма их жизни дороже моей - я должен их уберечь!

- Жаль, - сказал Даггара, - но я тебя понимаю. Я очень благодарен тебе, Великий Хранитель. Но есть еще вопрос... кто правит в Ланнеране? Кто покорил его?

- Наш страх, - ответил старик, - мы боимся не истинных бед, а своего страха. Убить человека легко - если он боится. Проклятие - славная выдумка, она объясняет все. А мы пока что бессильны, Ранас, мы не можем дать людям надежду.

- А черные?

- Сунь руку в болото, - сказал старик, - достанешь сколько угодно грязи. В Приречье и в Каоне хватает людей, которым не на что рассчитывать в Ланнеране. Посули им достойное место в жизни - и они за это пойдут на все. Не в черных беда, - сказал старик, - в открытой ране всегда заводятся черви. Нет, Ранас, - сказал он, - душа Ланнерана жива, и люди его не прах. Достаточно капли надежды...

Они не успели уйти далеко.

Полсотни шагов по пустынной улочке (она не была пустынной, когда мы сюда пришли!), тревога, звериное чувство засады; он вытащил меч - пусть это смешно, но лучше смешить других, чем умереть самому, и когда они вдруг возникли со всех сторон, наши мечи встретили их мечи.

Их много, а нас двое.

Что будет с Майдой, если меня убьют?

Короткая боль - клинок скользнул по руке, но я кого-то достал одного из многих. Дыхание, топот, железный лязг и полузабытая радость боя. Лейся, кровь! Пусть умирает враг! Дети Моря, жаждут мечи...

И - буря. Беззвучная буря упала на нас. Серая тень вдруг сгустилась из духоты. Два страшных глаза, два страшных меча, крики, стоны - и тишина.

Бог вытер мечи о плащ мертвеца, вдвинул в ножны и сказал спокойно:

- Кажется, ты что-то узнал.

10. УЗЛЫ

- Веселая будет ночь, - сказал Торкасу Безымянный, когда вошел в гостевой покой и закрыл за собою дверь.

- Эй! - сказал Торкас. - Я устал взаперти!

- Потерпишь, - буркнул Другой. Сбросил плащ, уронил у ложа пояс с мечами и одетый плюхнулся на постель.

- Спи, - сказал он. - Это еще не скоро.

Когда он такой, я боюсь задавать вопросы, а вопросы переполняют меня. Почему приходит ночная смерть? Кто тот бог, что сотворил столько зла?

- Бо-ог! - сказал он угрюмо. - Такая же падаль, как я.

- Не понимаю!

- А тебе и незачем понимать. Незачем живым лезть в дела мертвецов.

- А мертвым в дела живых?

Он не ответил. Он очень долго молчал, а потом сказал неохотно:

- А зачем я, по-твоему, в это влез? Думаешь, только из-за тебя?

Он медленно опускался в пучину чужого сна. Чужие угрюмые сны, где властвует смерть. Клубки перепутанных жизней, разрубленных болью смертей; бесчисленная вереница смертей, позорных и славных, мучительных, безобразных, всегда одиноких...

Он поднялся там, во сне, и угрюмая горькая радость забила ключом из угрюмых глубин души. Жестокая темная радость, рожденная смертью, налитая смертью, несущая смерть.

И смерть отозвалась ему, подползла и покорно прижалась к ногам. Он взял ее в руки - трепещущий черный комок, он тихо ласкал ее, и она потеплела в его ладонях, раздалась и словно бы обрела чуть заметную плоть. И он поднес ее, как младенца, к окну; он подбросил ее, словно ловчую птицу, и она унеслась над городом прочь, прочь, прочь - к руке, что ее послала.

И тогда Торкас понял, что он не спит.

Безымянный долго стоял у окна, а потом отошел, присел на постель, засмеялся жестоким безрадостным смехом.

- Спи, малыш, - сказал он, - теперь уже спи.