Один из многих на дорогах тьмы…

А к середине дня, в самую духоту, они увидели, наконец, башни Рансалы. На сером выжженном берегу, над серой гладью бывшего моря она возникла, словно из сна, весёлым лёгким скопищем башен. И так не хватало за ними моря…

Безлюдье и зной, лишь звенит тишина, но гладки и прочны стены Рансалы, закрыты окованные ворота — Торкас сроду не видел столько железа, сколько было на створах огромных ворот.

Он поднял рог и протрубил сигнал: «Я — путник, я прошу приюта», — и звук без эха сгинул в темноте. Тайд осторожно тронул за плечо, и Торкас поглядел ему в глаза. Он знал: придут и отворят. Его здесь ждала судьба.

Пришли и отворили. Огромный человек, немного выше Торкаса и много шире в плечах. И тёмное широкое лицо, которое ничто не прикрывает, так странно, так тревожно знакомо…

— Я — Торкас из рода Вастасов прошу у тебя приюта для себя и своих людей.

— А я Даггар из рода Ранасов, седьмой брат по старшинству, изгнанный из рода. Коль тебя это не страшит, добро пожаловать в мои руины!

Весёлый зычный голос — прогремел и тоже сгинул без эха.

— Спасибо, — сдержанно ответил Торкас. Даггар посторонился. Они проехали сквозь мрак прохода в огромный гулкий двор.

Величье даже в запустенье. Я думал: замок Вастасов величав, а тут я понял: он убог и тесен.

Даггар направил нас к громадине крытых стойл. Здесь были сотни дормов, а теперь лишь наши.

— Вода есть, — сказал Даггар, — мы, Ранасы, умеем добывать воду из камня. Вот с кормом худо — мы скотины не держим.

— Ты тут не один?

— Со мной жена и трое слуг — те, кто меня не оставил.

— Корм у нас есть, а вода кончается.

Даггар усмехнулся. Умно и насмешливо он усмехнулся, отошёл от дверей сдвинул огромный камень. Нам бы не сдвинуть его втроём. В тёмной скважине тускло блеснула вода.

— Подземное хранилище?

— Да, — лениво ответил Даггар. — Ночи прохладны, а море, — слава богам! — ещё не совсем пересохло.

Для Торкаса не было смысла в этих словах, но что-то в нём знало, что это значит, и он стиснул зубы, досадуя на себя. Нельзя быть тем, и другим. Или я — или…

Дом, в который привёл их Даггар, был прекрасен и величав. Огромные гулкие комнаты, роспись на стенах — весёлая зелень, счастливая синева, ликующий мир, которого не бывает. И Торкас подумал: а если бывает? А если таким и должен быть мир?

Тускнеет под слоем пыли богатая мебель: роскошные ложи, златотканые покрывала, тяжёлые кресла, украшенные резьбой. Даггар хохотнул — бесшабашно и горько.

— Когда бегут, чтоб жить, берут то, что надо для жизни. А этот хлам… ну, что же, он сгорит вместе с нами.

Привёл их в богатый покой, где было с десяток лож, и сказал воинам Торкаса:

— Отдыхайте. Вам принесут поесть. — И Торкасу: — А ты, господин Вастас, окажи мне честь, раздели со мной трапезу.

И опять они шли среди роскоши и запустения.

— Ты сказал — седьмой брат, — спросил Торкас. — Сколько же вас — братьев?

— Мы все одного колена. Отцы и матери у нас разные. Ты ведь сын Энраса? Он был третий по старшинству.

— Я приёмный сын Вастаса, — ответил Торкас, и Даггар без улыбки взглянул на него.

— Ты прав, что держишься Вастов, здесь живым доли нет. Но пока мы одни, позволь считать тебя родичем.

— Куда мы идём? — спросил Торкас — чтобы что-то сказать.

— К моей жене, — ответил Даггар. — У Ранасов женщины носят оружие и не сидят взаперти. Майда будет рада тебя повидать.

Он распахнул тяжёлую дверь; новый покой, ещё роскошнее прежних потому, что убрано и опрятно, и высокая женщина поднялась им на встречу. И, увидев её, Торкас молча отвёл глаза, потому что он понял, за что Даггара изгнали из рода.

Это было одно лицо, у Даггара грубее и шире, у Майды — нежнее и уже, но оно повторялось каждой чертой, каждым взглядом и каждым движеньем.

— Что? — спросил Даггар. — Осудил?

— Я не судья вам, — ответил Торкас. — Я вошёл в твой дом, значит, принял твой грех.

— А? — сказал Даггар. — Каково благородство! Оставь нам наш грех, дурачок, раз он нам в радость!

— Сын Энраса, — сказала Майда, — нам не надо прощения, но я хочу, чтобы ты нас понимал. Мы с Даггаром родились в один час…

Взгляды их встретились, словно сплелись пальцы, и улыбка отразилась в улыбке.

— Мы с ней одно, — сказал Даггар. — Знаем наперёд каждую мысль и каждое слово. Знаешь ты, что это — когда тебя всегда понимают?

Он промолчал. Не мог сказать «нет» и не хотел говорить «да».

— Неужели я должен отдать свою Майду другому — который никогда её не поймёт и не полюбит, как я? И взять себе женщину, что не будет меня понимать? Они ушли, чтобы жить, — сказал он со странной улыбкой, — а нас оставили умирать, но — как видишь — мы ещё живы, и это совсем не плохая жизнь.

— Это ваше дело, а не моё, — ответил Торкас. — Я в вашем доме и почитаю вас как родичей и как хозяев.

— Мы рады тебе как родичу и как гостю, — сказала Майда и отступила назад. — Раздели с нами трапезу, хоть она не слишком богата.

И они втроём уселись за стол.

После обеда он навестил своих: как их угостили? Воины спали, Тайд угрюмо сидел за столом и поглядел на него с тревогой.

— Богатый дом, — сказал ему Торкас, — но Такема лучше. Там жизнь. Вас накормили?