Один из нас

– Не знаю, насколько вы знакомы с моей биографией, – начал он, и я с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза. – Но лет десять назад в моей карьере случился серьезный спад. В молодости мне повезло сыграть множество отличных ролей под руководством великих режиссеров, но удача отвернулась от меня. Сначала я перешел на роли второго плана, а впоследствии вообще на телевидение. Кончилось тем, что даже автоответчики перестали отвечать на мои звонки. Это были очень тяжелые времена, и без поддержки некоторых очень дорогих мне друзей я бы не смог их пережить.

Поняв, что этот рассказ будет долгим, я сел на диван рядом с Хеленой.

– Что потом?

– Однажды я обедал с сыном одного моего старого друга. Мальчик собирался изменить свою жизнь и стать актером. Откровенно говоря, его отец попросил меня отговорить его от этого шага. Находясь именно в том положении, когда мог рассказать ему всю правду, я согласился.

– И вас увидели.

– Именно. Один из посетителей узнал меня и сфотографировал – фото он продал журналу «Международный соглядатай». Там напечатали короткую заметку – полагаю, просто в качестве безобидной клеветы.

– Но как клевету ее никто не воспринял.

– Конечно, я все яростно отрицал – и только потому что это неправда. Многие мои талантливые друзья – гомосексуалисты. Для меня в этом нет ничего особенного. Теперь-то я понимаю, что своим отрицанием только подлил масла в огонь. Очень быстро к компании подключились такие журналы, как «Национальный интерес» и «Всеобщие что за дела». Они пели старую песню насчет того, что моя «голубизна» интересна публике, хотя и не объясняли почему. В дело вступили конкурирующие группы защитников прав сексуальных меньшинств – некоторые хотели «исключить» меня из геев, другие же, напротив, жаждали «оставить» в их рядах. Все это раздулось до предела, по крайней мере в таблоидах.

– А правда мало кого интересовала.

– В точку. На тот момент меня самого тоже. Я уверен, что вы в курсе: любая публичность идет только на пользу. В нашей индустрии узнали, что я еще жив. Через пару недель мне стали предлагать яркие роли в телесериалах. Через год я вернулся на роли второго плана в голливудских постановках, а между агентами началась борьба за право представлять меня. Сейчас я уже вторую неделю снимаюсь в своей первой после десятилетнего перерыва главной роли. Играю президента. – Он подмигнул. – Сенаторы для меня уже слишком мелки.

– Поздравляю. А дальше?

– Вы с вашей дамой не хотите выпить? Пиво, например.

– Я уж думала, вы не предложите, – заметила Хелена.

В столе посреди комнаты был спрятан холодильник. Когда Джеймисон достал пиво, я поторопил его, но очень мягко – старый хрен начинал мне нравиться.

– Рэй Хаммонд, – напомнил я.

– Да. Так вот, все шло просто прекрасно. – Джеймисон нахмурился. – Мне просто нужно было все отрицать и время от времени представлять доказательства того, что верить мне не стоит, – и повышенное внимание к моей персоне обеспечено. А потом меня стал беспокоить один человек. Должен сказать, он подошел к делу поделикатнее вас. Сначала письма, потом телефонные звонки. Предупреждения, что может произойти нечто ужасное. И только после этого он появился у меня дома и ознакомил с некоторыми фактами в той же манере, что и вы. И предложил мне немедленно сделать выбор: или я плачу ему, или теряю все.

– Каким образом?

– Люди не могут жить без секретов – без чужих. То, что одни хотят сохранить в тайне, скрыть, другие непременно хотят узнать. И хотя это всего лишь орава озабоченных, сейчас аудитория таблоидов и им подобных изданий на моей стороне. У нас своеобразный контракт, и то, что они периодически узнают о моих «секретах», является его главным пунктом. По этому контракту они полностью в курсе моей частной жизни, а выгоду мы делим пополам.

– Так, значит, это был шантаж?

– Да. Значительная сумма ежемесячно. С ростом моего успеха росли и суммы. Это становилось все более и более непереносимым, а мужчина становился все более и более странным.

– В каком смысле?

– Внешне он совсем не менялся. Властный, умеющий держать себя в руках. А вот глаза его менялись. Это значит, что-то менялось у него в голове, и ему все труднее становилось делать то, что он делал. Актеры быстро учатся замечать подобные вещи. Он стремительно терял уверенность и переставал понимать смысл своих действий.

– Но продолжал вытряхивать деньги.

– До прошлой недели. – Джеймисон посмотрел на меня. – Знаете, я не убивал его, если именно это вас интересует.

– Знаем, – ответил я, допил пиво и встал. – А как Хаммонд вышел на вас в самом начале?

Джэймисон отвернулся.

– Боюсь, я не знаю ответа на этот вопрос. Вероятно, ему просто повезло. Считается, что базу данных «Приятных снов» невозможно взломать, но кто-то из сотрудников мог разговориться. Сами понимаете, я не могу позволить женщине жить в этом доме – ведь тогда все тайное сразу же станет явным… Так что мне приходится прибегать в своих… э-э-э… увлечениях к услугам сторонних организаций.

– Дороговато будет, а?