Один из нас

Слепая обжигающая ярость владела им с того самого момента, как он узнал об убийстве Еноха в тюремной камере. И пока что она не собиралась никуда уходить. Бертон обещал чумному парнишке, что тот получит свой шанс оправдаться. Мальчику, который был совершенно явно невиновен и к которому шериф начинал питать симпатию. Вместо этого, через какой-нибудь час после его ухода, в камеру вошел Реджи Элбод и пристрелил парня, словно бешеную тварь. Бертона обвели вокруг пальца, заставили плясать под чужую дудку. У него было неприятное чувство, будто все мочатся на его ботинки и уверяют его, что это дождь.

Он потерпел поражение – и как блюститель закона, и как человек. И он подвел не только Еноха – Бертон чувствовал, будто провалил какое-то другое, более масштабное дело, которое пока не мог даже толком определить.

– Реджи помирает, – сказал Сайкс. – Он был вправе требовать справедливости.

– Он горюет, а не помирает, – возразил шериф. – И никакой справедливостью там и не пахло. Знаешь, что мы сделали? Мы просто взяли и объявили на весь мир, что для нас и для них законы разные. Теперь они знают, чего от нас ждать. А нам придется разбираться с этим осиным гнездом, который вы разворошили своей глупостью! Когда закончишь, поезжай к Реджи и попробуй арестовать его так, чтобы он нас всех не перестрелял.

– Вы всерьез собираетесь арестовать Реджи Элбода?

– Именно это я и намерен сделать.

Сайкс побледнел.

– Погодите-ка. Вы, может, и меня хотите уволить?

– С тобой мы разберемся позднее, – сказал Бертон. – А до тех пор, Бобби, держи рот на замке и выполняй свою чертову работу.

Тем временем для него все вернулось на круги своя. Дети взбунтовались – может быть, у них и была причина впасть в неистовство, но это никого не интересовало. Виновен или нет, Енох был мертв, и для него уже ничего нельзя было сделать, разве что арестовать человека, который его убил. Никому не было дела до жестокого обращения с детьми. Никому не было дела до нескончаемых предрассудков горожан. Тихий голос в его голове говорил: «Может быть, мы сами на это напросились».

Никого не интересовали причины происходящего. Дети перебили в Доме всех учителей, и теперь хотя бы некоторые из них, если не все, должны были ответить за содеянное. Город нуждался в его защите.

По полу торопливо процокали высокие каблучки вернувшейся Бет.

– Я насчитала там около двадцати ребят. Все со своим оружием и машинами. Половина из них уже пьют.

– Держите меня семеро! – проговорил шериф, негодуя.

– Также я должна вас уведомить, что один из них задал мне непристойный вопрос.

– Будь дорогушей, позвони еще в дорожный патруль. Расскажи им про нашу ситуацию и спроси, не смогут ли они кого-нибудь прислать. Нам сейчас любая помощь не будет лишней.

Он надел свою шляпу и расправил ее. Затем вышел наружу, чтобы поприветствовать собранное полковником доморощенное ополчение.

Добрые старые парни и их горячие сынки стояли рядом со своими пикапами или сидели в них. Винтовки, амуниция. Камуфляжные охотничьи куртки и кепки с козырьками. Они разливали в кружки кофе из термосов, приправляя его спиртным из плоских фляжек.

Один из них, рыжеволосый, бросил на землю недокуренную сигарету, затоптал ее каблуком и подошел, чтобы пожать Бертону руку.

– Эл Доусон. Рад с вами познакомиться, шериф.

– Взаимно. Вы командуете этими людьми?

– Так точно. Я воевал во Вьетнаме в шестьдесят восьмом. Неоднократно участвовал в боевых действиях.

– Бет говорит, вы привели около двадцати стрелков?

– Девятнадцать, включая меня. Вообще-то, у нас по округу больше пятидесяти членов, но это все, что я сумел собрать за такое короткое время. Остальные ребята небось будут локти грызть от досады, что пропустили все веселье!

– Они не пропустят ничего, поскольку веселья не будет, – сказал ему Бертон. – Я собираюсь устроить демонстрацию силы, но в моих намерениях покончить это дело миром.

Доусон улыбнулся:

– Как скажете, шериф.

– Мистер Доусон. Позвольте мне говорить с вами предельно откровенно. В настоящий момент я зол как сто чертей. Если кто-нибудь из ваших людей сорвется с цепи и примется стрелять по детям не в целях самозащиты, я с него шкуру спущу и засуну ему же в задницу. Я понятно выразился?

– Куда уж понятнее, – пробурчал Доусон.

– Вот и хорошо. Грузите своих людей в машины. Мы выступаем.

– Эй, по машинам! – заорал рыжеволосый. Люди ответили одобрительными выкриками.

Они забрались в свои пикапы и завели моторы. Машины стояли на солнце, урча двигателями. Первым тронулся с места отряд шерифа – пять полицейских патрульных машин, возглавляемых Бертоновским «Плимутом Гран Фьюри». Сам шериф сидел на пассажирском сиденье, держа ружье на сгибе локтя; за рулем был помощник шерифа Палмер.

Ни мигалок, ни сирен включать не стали: Бертон не хотел паники.

Когда они приблизились к Дому, между деревьями стал виден столб дыма, поднимавшийся к небу в отдалении. Дом горел!

– Не возражаете, если я закурю? – спросил Палмер. Обычно Бертон не позволял этого.

– Валяй, – ответил шериф.