Один из нас лжет

Я сжимаю цветы, разглядываю празднично одетых людей, которые, смеясь и переговариваясь, непрерывным потоком выливаются на тротуар. Очередь из дорогих машин постепенно продвигается, и я смотрю на них, хотя отец не мог подъехать так быстро. «Лексус», «Рендж-ровер», «Ягуар».

Мотоцикл.

Огни мотоцикла гаснут, и водитель снимает шлем. У меня колотится сердце. Нейт слезает, обходит пожилую пару и направляется ко мне, не сводя с меня глаз. Я не могу дышать.

Мейв тянет маму за руку.

– Надо подойти ближе к парковке, чтобы папа нас увидел.

Я не могу отвести глаз от Нейта, поэтому не вижу мамино лицо, а только слышу ее глубокий вздох. Но она уходит с Мейв, и я стою на тротуаре одна.

– Привет! – Он смотрит на меня сонными глазами с темной бахромой ресниц, и во мне вскипает возмущение.

Я не хочу видеть эти дурацкие глаза, дурацкий рот и все прочие черты этого дурацкого лица, из-за которого так страдаю последние три месяца. И когда наконец-то наступил вечер, когда я смогла забыть о своей жалкой личной жизни, он его испортил. Но я не доставлю ему удовольствия это узнать.

– Привет, Нейт! – Я сама удивляюсь своему безразличному, спокойному голосу. Никто бы не догадался, что мое сердце готово выпрыгнуть из груди. – Как поживаешь?

– Нормально, – отвечает он, засовывая руки в карманы. Вид у него… смущенный? Это совершенно новое для него состояние. – Отец опять на реабилитации, но они говорят, что это хорошо. Что это еще одна попытка.

– Отлично. Надеюсь, получится. – В моих словах не слышно ни капли надежды, хотя я действительно надеюсь. Чем дольше он тут стоит, тем труднее мне притворяться. – А мама как?

– Нормально. Работает. Перевезла сюда все из Орегона, так что, думаю, она тут сколько-нибудь пробудет. Во всяком случае, так планируется. – Он проводит пальцами по волосам, снова смотрит на меня из-под полуопущенных век. Так, как смотрел перед тем, как меня поцеловать. – Я был на концерте. В тот вечер, когда я впервые увидел, как ты играла, я сказал неправду. Вот это, то, что было сегодня, – лучшее, что я слышал в своей жизни.

Я стискиваю букет так, что шипы роз колют мне пальцы.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем ты пришел? В смысле, – я указываю на окружающих нас людей, – это же не твое?

– Не мое, – признает Нейт. – Но ведь для тебя это многое значит? Я хотел это увидеть.

– Зачем? – повторяю я, хочу спросить кое-что еще, но не могу. У меня перехватывает горло, и я с ужасом чувствую жжение в глазах и подступающие слезы. Сосредотачиваюсь на дыхании, сжимаю руки на колючках, чтобы легкая боль меня отвлекла. О’кей, получилось. Слезы отступают, катастрофа предотвращена.

За те несколько секунд, в течение которых я боролась с собой, Нейт подошел поближе. Я не знаю, куда смотреть – все в нем вызывает у меня бурю чувств.

– Бронвин… – Нейт чешет затылок, тяжело глотает, и я понимаю, что он нервничает не меньше меня. – Я был идиотом. От ареста в голове все сдвинулось, и я думал, что тебе лучше будет без меня, вот я и… сделал так, чтобы это случилось. Теперь жалею.

Я смотрю на его кроссовки – самый нейтральный объект – и молчу, не доверяя своему голосу.

– Тут дело в том… – Он замолкает. – Понимаешь, у меня на самом деле никогда не было ничего серьезного. Я говорю это не для того, чтобы ты меня пожалела, – просто хочу объяснить. Я не знаю – то есть не знал, – как это бывает. Не знал, что не получится притвориться, будто мне наплевать. – Нейт переступает с ноги на ногу, и я замечаю это, потому что мой взгляд прикован к земле. – Я поговорил об этом с Эдди, потому что… – он усмехается, – потому что она не отставала. Я спросил ее, как она думает, разозлишься ли ты, если я попытаюсь с тобой поговорить, и она сказала, что это не важно. Что я в любом случае должен хотя бы объясниться. И она права. Как обычно.

Эдди. Проныра. То-то она головой вертела по всему «Симфони-холлу».

Я прокашливаюсь, чтобы убрать ком в горле, но он не исчезает. Приходится говорить.

– Ты был мне не просто бойфрендом, Нейт. Ты был моим другом. Или я думала, что ты мой друг. А потом ты перестал со мной общаться, будто все это вообще ничего не стоило. – Я пытаюсь прикусить щеку, чтобы сдержать вновь подступающие слезы.

– Я знаю. Это… Господи, я даже объяснить не могу, Бронвин. Ты – самое лучшее, что было в моей жизни, и это меня напугало. Я боялся, что погублю твою жизнь. Или что ты меня раздавишь – так всегда было в доме Маколи. Но ты не похожа на них. – Он резко выдыхает, и его голос становится тише. – Ты ни на кого не похожа. Я знал это, еще когда мы были малышами, и я… я просто все испортил. Мне был дан шанс быть с тобой, и я его упустил. – Секунду он ждет, что я скажу что-нибудь, но я еще не готова.

– Прости, – произносит он, снова переступая с ноги на ногу. – Не надо было мне приезжать и все это на тебя обрушивать. Я не хотел портить твой лучший вечер.

Публика редеет, ночной воздух становится прохладнее. Скоро приедет отец. Я наконец поднимаю глаза, и все выходит так неловко, как я и думала.