Один из первых

— Ха-ха-ха! Ловко это вы… Значит, как увидали, что Парфеньку филин дерёт, так вы и взяли коней в кнуты — ха-ха-ха! — да в трясину их! То-то, не трави клевер. Ишь, чего задумали — своих кляч клевером кормить! Не по коням корм! Ишь, куда собрались, гольтепа несчастная!

— Они бы сами не решились, это их городской подбил, — сказал Авдей.

— Пинаер этот! — выпалила его жена, бойкая Фроська.

Трифон взглянул на неё с неудовольствием: чего это бабёнка в разговор мужиков лезет?

— Пионер, — поправил её Фролка, — я в газете читал. Есть теперь организация такая, только что в Москве началась в этом году. Маленькие коммунисты — ещё помоложе комсомольцев, ребята, значит, организовались…

— Ишь ты, только завелись и уже к нам попали! — поднял густые рыжие брови Трифон. — Откуда же этот коммунёнок взялся?

— От Гладышевых. Ивана Гладышева сынок. Слышь, Ванька-то в отпуск приехал, на деревенское молоко, на сосновый воздух. Ему там, в типографии-то, лёгкие, вишь, свинцом забило… — затараторила Фроська, как сорока, и теперь Трифон не останавливал её взглядом.

— Жалко, ему в семнадцатом году глотку свинцом не забило, — пробормотал он.

— Так вот, пионер этот — его сын.

— Ишь ты, яблочко от яблони недалеко падает! И что же, как он действует?

— А это Гришку надо спросить! — засмеялся Фролка. — Он с ним крепко познакомился. Летал вверх тормашками…

— Чего? — строго спросил кулак. — Кто летал вверх тормашками? Пионер?

— Нет… Это он меня с ног сшиб, когда мы подралися, — потупившись, ответил отцу младший сын.

— Тебя? А ты что же сдачи не дал? Почему поддался?

Гришка молчал.

— Это что же, чтобы люди говорили — мои сыны слабаки? Недокормленные? Я тебя мало мясом кормил? А ну, поди сюда!

Гришка виновато подошёл, и на всю избу прозвучала звонкая затрещина. Из рыжих Гришкиных глаз так и вышибло две слезинки. Но отцу показалось этого мало, он ухватил сына пятернёй за патлатые рыжие волосы и, таская, приговаривал:

— Не плачь — давай сдачи, не реви — сам дери, не робей — сам бей!

Так учил кулак своего сына в кругу семейства.

Старшие братья смеялись, а батраки, скромно потупив глаза, молчали.

— Ну, а вы что, а вы чего не заступились, тихони? — обратился вдруг к ним кулак.

— Да мы этого случая не видали, — ответил батрак Федя.

— Коней-то мы угнали, — сказал в оправдание второй батрак, Митя, — отомстили, значит.

— Ну, то-то! — угрожающе сказал кулак, поднимаясь из-за стола. — Мне чтоб клеверная луговина была цела! Травить надо своими конями только там, где ближе к дому, там косить несподручно — камни да корни. А остальное клеверище мы на зиму скосим. Ничьё оно, так пусть будет наше!

— А если опять пионер этот туда сунется? — спросил Фролка. — Запретить-то ведь нельзя, — это выгон общий, нами не купленный.

— Не сунется, теперь ребята сами не поедут, напугались.

— А если поедут? — настаивал сын.

— А тогда вы пугните их ещё, только покрепче!

— Пугнём! — с готовностью сказал Фролка, и рыжие глаза его озорно блеснули.

Это всё узналось потом, но тогда ничего не знали об этом разговоре ни я, ни мой отец Иван Гладышев.

И опять в ночное

Я и подумать не мог, что клеверная лужайка была под властью кулацкой «нечистой силы». Но отец догадался, что здесь надо искать того, кто бережёт лужок для себя.

И, когда мы отыскали следы подков, он окончательно уверился, что бережёт его кулацкая семейка для своих коней.

— До чего жадна кулацкая природа! — сказал отец. — Ты смотри: дали Трифону Чашкину земли, как и всем, по норме, дали ему лугов, а всё ему мало. Всё хочет захватить больше. Мало ему сыновей — набрал батраков. Кто из бедняков оплошает, не может с землёй управиться, сейчас он у них землю за бесценок арендует. Богатеет на этом. Если бы его советская власть не укорачивала, он бы тут новым помещиком стал!

— А нельзя ли его совсем укоротить?

Отец засмеялся:

— Вот вырастешь, ты этим и займись.

— А я сейчас займусь! Всё равно опять поеду с ребятами вот на этот луг, пусть бедняцкие кони вкусный клевер едят!

— Это, пожалуй, правильно, — одобрил отец. — И я тебе в этом помогу…

Вернулись мы поздно. А дядя Никита ещё поздней. Он был весь чёрный от пыли, усталый. А его лошадёнка едва волочила за собой горбатую соху.

— Досталась мне, браток, залежь, — сказал он, умывшись и садясь за стол. — Хорошая землица, да в руки не даётся. Не берёт соха!

— Конечно, надо плугом, — сказал отец.

— Сам знаю, да ведь тебе известно, для плуга нужна пара лошадей, а у меня одна…

— И у соседа одна, и у соседки одна, и у других бедняков по одной… Вот вам и надо сойтись вместе, собрать своих коней, запрячь их в хорошие плуги, да и вспахать по-хорошему землю!

Дядя Никита головой покачал:

— Ведь это сказать быстро, а сделать не так просто. Артель надо.

— Я и говорю — артель. А то обманут вас кулаки. Пока вы сошками ковыряете, вон Тришка Чашкин плугами помещичью землю дерёт, хороший урожай берёт, богатеет кулак.

И опять у братьев пошёл спор-разговор об артели. Я слушал, а сам думал: опоздаем в ночное. Все ребята, наверное, уехали. Неужели отец забыл про своё обещание повести бедняцких коней на хорошие корма?