Один из плеяды забытых

З.С.Шейнис: «Его, Мирного, узкое интеллигентное лицо с очками, прикрывающими близорукие глаза, хорошо запомнил министр Щегловитов. Через некоторое время они встретятся в доме Чрезвычайной комиссии в Москве. Семен Мирный выйдет из кабинета Дзержинского и в коридоре лицом к лицу столкнется со Щегловитовым, которого ведут на допрос. «Товарищ, вы меня узнаете? – неожиданно обратился «бывший» к Семену Мирному.

«Я вам не товарищ» – ответит Мирный и они разойдутся.

________________

Архивная справка. Осенью 1918 года по рекомендации Чрезвычайной Комиссии ЦК партии направил Мирного на подпольную работу в Крым.

…Получив у Елены Кирилловны явки в Киеве, Семен вновь отправился в путь. Через Киев, Харьков в Москву.

1918 г., декабрь. Под Киевом.

Выйдя из теплушки на одной из узловых станций за кипятком, Семен направился к зданию вокзала. Выделив его из потока приезжих, путь преградил гайдамак:

– А ну стий! Хто такый?

– Человек.

Дыхнув сивушным перегаром, тот ухмыльнулся:

– Бачу, що нэ баба… По морди бачу – червоный…

– Ошибаетесь, пан, попробовал уладить назревший конфликт Мирный, я бегу от красных. Коммунисты расстреляли моего отца.

– За що ж цэ?

– Он был владельцем мукомольни.

– Хто цэ? – к гайдамаку подошли другие патрульные, одетые в добротные украинские свитки, шаровары, заправленные в сапоги, смушковые папахи. За плечами трехлинейки. У начальника патруля на поясе маузер: – Бильшовык?

– Кажэ, що ни…

– Ну так жыд, хиба нэ бачыш? – начальник патруля профессионально, почти без замаха, ударил Семена в живот.

Гайдамаки, расценив это как приказ, присоединились к старшему. Били методично, расчетливо, жестоко. Семен, понимая бесполезность сопротивления, пытался прикрыть руками голову, живот, но это почти не удавалось. Тело уже было сплошным сгустком боли. Изо рта стекала струйка крови.

«Убьют, гады», – пронеслось в голове и почти тотчас раздался голос начальника патруля:

– Годи, хлопци, бо мэртвого нэ розстриляеш…

Избитого, с трудом поднявшегося на ноги Семена поручили пожилому усатому гайдамаку: «В розпыл його, Мыколо…» Дуло винтовки уперлось Семену в спину и они пошли в сторону околицы.

У железнодорожного переезда навстречу им шла молодая женщина с пронзительно черными глазами. Вдруг она приостановилась и, кутаясь в меха, пристально взглянула на Мирного:

– Паныч?!! Божечко ж мий, як вы тут опынылысь?

Семен замедлил шаг, вглядываясь близорукими глазами в лицо женщины – очки то ли разбились, то ли слетели, когда его избивали гайдамаки.

–Та нэвжэ нэ пизнаетэ мэнэ?..

Что-то неуловимо знакомое было в чертах прохожей, но он никак не мог вспомнить – кто же это?

–Цэ ж я, Фроська. Пмьятаетэ прыслугу з Екатерынынського каналу?

Господи! Из глубины памяти всплыла студенческая комнатушка в Петрограде: друзья, с которыми до хрипоты обсуждал последние политические новости и… Фроська, юная украинка откуда-то из-под Киева. Принесет выстиранное, выглаженное белье, с укором скажет: «Годи вам, паныч, над кныжкамы сыдиты. Он на вулыци як гарно – прогулялысь бы…»

Вот так встреча! Семен от неожиданности потерял дар речи. Да и что он ей мог сказать? Что вот сейчас, через несколько минут, оборвется его жизнь? Что так бездарно влип, не выполнив поручения партии? Об этом нельзя было говорить ни при каких обстоятельствах. А другие мысли просто не шли в голову.

Но Фроська рассудила по-своему, поняв, какая опасность нависла над Семеном. Она накинулась на пожилого гайдамака:

– Куды цэ ты його вэдэш?

– Прыказано в розпыл… Чы то комунист… чы то жыд… – отчего-то растерявшись, гайдамак не находил себе места.

– А ну видпусты його, кому сказала! Чы можэ нэ пизнаеш мэнэ? – и она отвесила усатому крепкую оплеуху. – Гэть звидсы!

Пожилой гайдамак, грязно выругавшись, не смея возражать Фроське, засеменил в сторону вокзала, доложить о происшедшем по инстанции. А та, не теряя времени, повела Мирного к своему дому, рассказав по пути, как вернулась из северной столицы на Украину. Как вынуждена была выйти замуж, за начальника отряда гайдамаков, который лет на сорок старше ее. Что она теперь первая пани на всю округу. И, скрывая за невеселой усмешкой прорвавшуюся наружу печаль, добавила с вызовом:

– Старый конь борозды нэ зипсуе. Протэ жыву, як королевна…

Дома Фроська спрятала Семена в чуланчик, забитый рухлядью:

– Посыдь тут, та нэ бийся – вызволю…

Вскоре, сердито грюкнув дверью, на пороге появился муж Фроськи и, не потрудившись раздеться, набросился на жену: