Один из семидесяти

В конце улицы появился зашторенный паланкин[39]. Его несли шестеро рослых мужчин, одетых в белые одежды, с кривыми кинжалами на поясах. Занавески из синего шелка, расшитые причудливыми птицами, были задернуты. Поравнявшись с беседующими Егише и Аридом, носилки внезапно остановились.

Из-за занавесок выглянул мужчина в светлой войлочной шапочке, с рыжей аккуратно остриженной бородкой. Арид встал и склонился в почтительном поклоне.

– Ты пришелец из Иерусалима? – не обращая на него внимания, без обычных приветственных слов обратился незнакомец к Егише.

– Приветствую тебя, – поднялся вслед за Аридом с места Егише.

В белом шелковом одеянии, подпоясанный зеленым кушаком, опираясь на руку слуги, мужчина важно поднялся с подушек и сошел на землю. На пальцах его было множество колец, запястья охватывали широкие и узкие золотые и бронзовые браслеты. На шее, на длинной золотой нити висел красивый белый полупрозрачный камень, удерживаемый спиралью из золотой проволоки. Это был Демрел, начальник охраны царя царей Кеоксара.

– Ты прибыл из Рима? – строго обратился он к Егише, выставив мизинец с массивным перстнем.

– Я израильтянин[40], если тебе будет угодно, и прибыл из земли иудейской, – спокойно ответствовал на его высокомерный тон Егише. Как истинный израильтянин Егише не признавал римской власти над своей родиной.

– Понятно! – не смог сдержать раздражения в голосе незнакомец. – Наш досточтимый правитель, царь царей Киаксар приказывает тебе прибыть к нему.

Егише склонил голову в легком поклоне.

– Завтра в полдень царь ждет тебя.

С тем же надменным видом начальник охраны Демрел скрылся за завесой, не удосужившись попрощаться. По команде охранника паланкин поднялся и, раскачиваясь в такт шагам носильщиков, вскоре скрылся за поворотом.

Приказ, переданный лично через начальника царской охраны, больше походил на приглашение. «Что это? – подумал Еише. – Местная традиция уважить врага, чтобы затем обойтись с ним особенно жестоко? Не так ли поступил с Варфоломеем правитель, дочь которого апостол спас от смерти. Вначале ему были оказаны почести, а затем самим же правителем апостол был отдан в руки палачей».

Егише подумал о том, что, возможно, это будет его первая и последняя встреча с царем, после чего всех четверых предадут мученической смерти. Прав был патриарх Иаков, который предостерегал Егише от опрометчивого решения остановиться в большом городе, где сосредоточена власть, в том числе жреческая.

Римский правитель Нерон, жестоко преследовавший последователей Церкви Иисуса Христа, вполне мог разослать во все провинции огромной империи и за ее пределы свою волю поступать так с ними повсеместно. Но даже когда Егише обдумывал свое осложнившееся положение, мысль о побеге не посетила его. Да это было бы бессмысленно.

– На все воля божья, – как всегда уверенно произнес вслух Егише.

Арид, все слышал и по-своему истолковал проявившуюся улыбку на лице иноверца.

– А ты, видать, важная птица, раз сам правитель, царь царей, правоверный Киаксар приглашает иноверца в свой дом для разговора.

Сладость первого поцелуя

Своеволие следует гасить скорее, чем пожар.

Гераклит

Давид орудовал скребком. Лоб взмок от усердия и крупные капли пота то и дело срывались со лба на кусок кожи, над которым он корпел полдня. Жена Ашана Аян с утра отправилась к матери – варить ручал[41] из осенних фруктов.

В старом дворе у родителей собрались все замужние сестры Аян. Сообща женщинам было легче и веселей обрабатывать горы фруктов.

Обычно яблоки, мякоть дыни, груши нарезали ломтиками, алычу, сливу, инжир, мелкую хурму, ежевику, чернослив, терн бросали целиком.

Варили ручал в больших котлах на костре, пока фрукты не станут прозрачными и нежными, а сок не загустеет и не превратится в сладкую патоку. Затем вкусная заготовка заполняла многочисленные глиняные кувшины. Их поровну делили между семьями и хранили до самой зимы.

Отдельно варили бекмез[42]. Его также сливали в кувшины и использовали как добавку к напиткам – для подслащения. В холодное зимнее время ручал и бекмез были самым желанным лакомством для детей и взрослых.

Еще одной разновидностью варенья был тутовый душаб[43]. Он считался очень полезным, им старались запастись впрок, и зимой нередко принимали в качестве лекарства – для укрепления сил, лечения болезней горла и очищения легких.

Весь нежаркий месяц тир[44] взрослые следили за тем, чтобы дети после первой утренней молитвы отправлялись на дерево и натощак ели как можно больше тутовых плодов.

В любое время года главным блюдом детей с утра был вкуснейший хашил[45], приправленный маслом и сладким душабом или более сытный фирни[46] с бекмезом и душабом. Горбушка горячего хлеба с хрустящей корочкой – только-только из тендира[47] – со свежим взбитым маслом и душабом – это лакомство присутствовало по утрам на столе и у царя царей.