Один из восьми

Через пять минут, как и планировалось, легли "на спину", заработали двигатели, и тридцатитонная машина стала замедляться. Пилоты не видели, как серая поверхность стала постепенно наплывать на космонавтов, ускоряя свой бег, но в этом не было необходимости. На десяти километрах радар благополучно зацепился за поверхность, наполнив оба БЦВК цифрами, а ЦУП долгожданным облегчением. Нужно сказать, что пилоты тоже почувствовали облегчение, поняв, что совершать подвигов не потребуется. Дело в том, что попытка сесть без радара на первый взгляд была чистым самоубийством. В самом деле, как выдержать профиль снижения, если точно неизвестна высота и скорость? Первоначально, инструкция предписывала выполнить аварийное прекращение спуска и вернуться на орбиту. Понятно, это означало бы провал полета и возвращение на Землю несолоно хлебавши, но решение должен принять только командир, и понятно, что ни один командир не стал бы упускать шанс и все-таки спасти полет.

Техника была более совершенной, чем имели первопроходцы в другом мире, и позволяла как более гибкое использование, так и лучшую защиту от дурака. На всякий случай, вариант без радара тоже отработали на тренажере. На корабле не было стыковочных механизмов, но лазерный дальномер остался, и по нему можно было получить представление если не о скорости, то хотя бы о высоте, и инерциальные системы имели приличную точность, и солнце светило сзади, позволяя ориентироваться по тени. Короче говоря, шансы были, но тут все зависело от мастерства и здравого смысла командира. Космонавты это смелые люди, но не самоубийцы.

— Минимальное обновление по радару, — прокомментировал Леонов. — Платформы совмещены, идем точно.[90]

Корабль легонько дрожал от работы всех четырех тормозных двигателей на полной мощности, и траектория постепенно заваливалась вниз. Было слышно, как срабатывают двигатели ориентации, слегка покачивая машину, но в целом полет был очень плавным.

— Полтора километра, — донеслось из ЦУПа. — Готовьтесь к перевороту, 10 секунд. И камеру включите.

— Камера включена, — отозвался Леонов. — Переворот начали.

— Есть переворот, — подтвердил Гагарин, когда в назначенное время звезды в его поле зрения поплыли вверх, а из-за нижнего края иллюминатора вынырнула яркая полоска лунного горизонта. Корабль, гася горизонтальную скорость, постепенно переворачивался с положения "на спине" в положение "днищем вниз", и командир пытался визуально подтвердить место посадки. Бортинженер был лишен возможности "смотреть в окошко", он не имел права отрываться от приборов.

— Брюс как на ладони, — уверенно определил Гагарин. — Очень яркий и резкий край. И вся мелочь тоже на месте. Как в кино! Только проверим ТП.

— ТП шестьдесят один, — подсказал Леонов.

— Возьму чуть правее, — моментально сориентировался командир. — А то впритирку к Брюсу идем. А по дальности, кажется, все отлично.

Аббревиатура ТП, несмотря на обидный вариант из будущего, означала всего лишь точку посадки, которую командир мог легко определить по градуированной шкале на стекле иллюминатора. Теперь ему показалось, что машина ведет корабль слишком близко к краю большого кратера, и легким движением ручки управления он эту точку подкорректировал, отодвинув от опасного края. Корабль чутко подвернул на едва уловимую пару градусов, выполняя пожелание командира.

— Топливо тридцать пять, — подсказал бортинженер. — Высота тысяча триста, скорость сто на пятьдесят, высоковато идем.

— Сейчас поправим, — Командир ввел несколько цифр. — "Заря", я "Кедр", проверьте нам арифметику.

— Все нормально, "Кедры", принимаем, — быстро ответил ЦУП. — Будьте начеку.

— "Заря", не беспокойтесь, мы идем точно, — утешил Землю Гагарин. — После коррекции ТП лежит прямо перед Лайкой, промах меньше километра.

Когда экипажам показали фотографии местности, на которой им предстояло работать, они первым делом взяли фломастеры и не жалеючи расписали названия самых ярких кратеров и деталей рельефа. Так на карте появились Лайка,[91] Картошка, Клумба, Русалка и другие. Были попытки запретить такую самодеятельность, недостойную советских людей, да и названия не всегда были идеологически выдержанными. Но космонавтов поддержал не только Королев, но и Каманин, прекрасно понимающий, каково было бы запоминать все эти "прыщики" по номерам. С этой точки зрения простые и запоминающиеся названия намного удобнее.

Тогда, при невозможности предотвратить, начались попытки возглавить процесс и придать названиям верный идеологический лоск. Почему на ваших картах, спрашивали ответственные лица, нет комсомола, Маркса или Октября?

— "Заря", я космонавт, — мгновенно схохмил Королев, — Мы в комсомол не попали, придется лезть на Маркса.

— "Заря", я космонавт, — поддакнул Каманин. — А Октября отсюда вообще не видать!

После немой сцены вопрос быстро замяли, а придуманные космонавтами и учеными (в основном, геологами) неофициальные названия утвердили со всей полнотой бюрократических формальностей.