Но как-то само получалось, что дом, вся его ежедневная суета и тысяча мелких и крупных дел - все держалось на матери. За указаниями, за решением споров - все обращались к ней. Что делать, кому делать и когда - как-то так само по себе всегда выходило, что решала она. То отец был в поездке в Семне*(Семна - город и крепость на самом юге Вавата, сразу за 2-м порогом. В описываемое время уже теряла военное значение, но правило, разрешавшее только один день пребывания в ней кушитам, действовало) или и вовсе в Керме*(Столица Куша в те времена, когда он реально угрожал Египту, при Гиксосах. Уже после завоевания в ней неоднократно вспыхивали восстания. В описываемое время огонь не горит. Но угли тлеют... Многие египтяне в Керме были родом из Сиута.), то находился во дворце владыки... Добродушный, громогласный и шумный, отец возникал дома, и все вставало вверх дном - дети, домашние, слуги - все вовлекалось в этот вихрь, распространяя вокруг себя шум, веселье и беспорядок. Одна лишь мать была безмятежна и спокойна (хотя слуги и стали замечать, что сильная их любовь из-за долгих отлучек Деди несколько ослабела, по крайней мере, у хозяйки). Она выслушивала новости и события, приключившиеся с отцом или возле него, его идеи, предложения и прожекты... И как-то очень ловко продвигала разумные, иногда сильно их меняя, и тихо хоронила ненужные. Все знали, что отец решил переехать в новый, больший дом в лучшем районе (правда, никто, включая его самого, и не догадывался, что к этой мысли его плавно и осторожно подвела мать). Но дальше за указаниями все домашние уже шли к матери, ибо отца было либо не застать, либо не отвлечь от того, чем он был занят в данную минуту. Планировку нового дома и сада (кхм, ну, ладно, садика...), его убранство, включая материалы (нет, дорогой, тут не стоит экономить, пусть основание колонны в центральной зале будет из красного гранита, а не из известняка, и оклад двери тоже.)... Цвет росписи стен и потолков и сам узор, размер кладовых (и их содержимое). Да ладно бы это, само собой получалось так, что песенки, которые она напевала ('моя певчая птичка', - называл ее иногда отец), так же сами собой приставали ко всем, их слышавшим, а прозвища, данные ею, прилипали намертво, ее же улыбка и похвала стоили не меньше, чем княжеские. Вольно или невольно, но она, высказав свое мнение, уже определяла, что кому носить, куда ходить и что делать. И уж, конечно, такие вещи, как на ком женить старшего сына или как, когда и за кого выдать замуж дочь, и решено ей это было чуть не от их пятилетия, а как же иначе?
Как говорится, 'Работа матери не заканчивается никогда', а Мерит-Хатор считала своими детьми в той или иной степени всех домашних, и своих детей, и родню, ближнюю и дальнюю, и слуг, и рабов. Но, чем больше она решала домашних дел и проблем, тем больше решений все старались на неё свалить и тем меньше любили... Во истину - странно это - сбросив все трудные решения на человека, еще и обижаться на него, что он эти решения принимает...
Брат Хормени, Себек-Эре, был младше на пять лет, а сестра, Нефер-Маат - на три. Впрочем, сестру почти все, включая домочадцев, звали 'Средняя', а отец - Митшереу * (Митшереу - котенок). Брат для Хори всегда был назолой и сопливой обузой, он лишь вызывал раздражение и нос Хори морщился, будто он хотел чихнуть, как только Себек-Эре оказывался рядом. Что до сестры, то с ней он ладил хорошо, хоть и считал, что отец её совершенно непозволительно балует. Брата же баловала мать. Что же до самого Хори, то он считал, что уж с ним-то как раз мать слишком сурова. На самом деле с ним она, скорее, была непоследовательна. То излишне строжила его, то, наоборот, портила вседозволенностью. Позже, немного подросши и повзрослев, Хори понял, что его мать имела одну особенность, которая иногда бывала смешной, иногда - очень неприятной. Людям, вещам и явлениям не дозволялось быть не такими, какими она их себе представила. Она никогда не могла простить человеку, если он оказывался отличным от того, каким она себе его вообразила. Причем, если с разочароввшими ее посторонними людьми она могла держать себя с безмятежным спокойствием и улыбкой, близким и домочадцам доставалось преизрядно. Хори она, очевидно, предписала судьбу эрпата и не могла никак смириться с тем, что он - обычный нормальный мальчик. Сердясь, она ругала его за лень, что было для нее самым страшным обвинением. Фраза 'ленивый мальчик никогда не сможет добиться ничего в жизни!' преследовала Хори и раздражала.