Один момент, одно утро

И тут Анна впервые чувствует тень собственной вины. Возможно, это она не уследила за Саймоном. Понятно, что Карен не замечала его состояния, живя с ним и присматривая за большой семьей. Анна может понять, как легко было не заметить, что его здоровье постепенно ухудшается. Но она-то, Анна, могла быть более объективной. Она должна была заметить. Если бы не была так погружена в свою работу и не была бы так занята собственными отношениями. Она ведь часто видела Саймона, каждую неделю, видит Бог, это продолжалось очень долго. Она должна была заметить, что у него появилась одышка, он часто испытывал слабость и головокружения, что у него не обычное несварение, или красное лицо, или какие-то еще симптомы, предшествующие инфаркту, если бы не была так погружена в себя.

Господи, думает она, толчком возвращаясь к настоящему. Пассажиры уже покинули вагон, она одна все еще сидит на месте. Лучше выйти из поезда. По проходу прошла уборщица, руками в перчатках собирая в большой прозрачный мешок стаканчики и брошенные газеты. И Анна надевает свое пальто, берет со столика сумку и второй раз за день идет по брайтонской платформе.

* * *

Карен сидит в кафе напротив больницы и смотрит на часы на стене. Анна должна прибыть через несколько минут. Ей хочется дождаться подругу, ей нужна помощь, руководство, без этого она не сможет вернуться домой. Никогда в жизни Карен не нуждалась в чьей-то помощи, обычно она сама заботилась о других. Даже когда была маленькой, она была старшей сестрой и старшим товарищем, несла ответственность за ближних. Но сегодня одно катастрофическое событие перечеркнуло прошедшие сорок лет. Она как будто попала в кошмарный сон, из которого ей самой не выбраться: нужно, чтобы кто-то ее разбудил, сказал, что произошла какая-то ошибка, ничего страшного не произошло и можно идти домой. Она чувствует себя отвергнутой окружающим миром. Помещение, в котором она сидит, выглядит нереальным, его пропорции совсем не соответствуют кафе: оно слишком просторное, между столами слишком большое расстояние, а полоска флуоресцентных ламп светит зловеще ярко; стойка, с которой она взяла чай, выглядит странно одномерной, плоской. И хотя слышатся голоса – в кафе печально пусто, но все же здесь кто-то есть: пожилая пара, например, и женщина рядом, воркующая со своим ребенком, – их голоса кажутся отдаленными, искаженными раздающимся эхом.

Кажется, у нее галлюцинации. Успокаивало то, что это скоро закончится, что это лишь игра сознания. Да и Анна находилась рядом. Она помогла Карен прийти в себя и успокоила разговорами.

А сейчас она одна и не имеет представления, что делать дальше. Обычно она обо всем советовалась с Саймоном. Поэтому и сейчас, про себя, она вновь обращается к нему, но в то же время какой-то голос в голове – голос доктора – напоминает ей: Саймон умер. Две эти мысли не могут сосуществовать, она совершенно обескуражена. Карен не может поверить, что его больше нет, и чувствует, как тело ее немеет. Сковавшую ее броню пробивают уколы паники, как будто осколки стекла. Паника ужасна, ужасна – Карен чувствует, что не может совладать с ней; онемение даже лучше. Она хочет, чтобы паника поскорее прошла.

Пожалуй, нужно составить список. Она хорошо составляет списки.

У нее в сумке много документов, это хорошо: можно писать на обратной стороне листов формата А4. Да, и есть ручка. Она помнит, что положила ее в передний карман; как-то однажды, перед посадкой на поезд, она обнаружила, что у нее нет с собой ручки, и это вызвало раздражение. Впрочем, нет, не просто раздражение – она не могла представить, что такое случится снова. Это было целую жизнь назад.

И все же, находясь в отчаянии и не понимая, что же ей делать, она заставила себя обратиться к воспоминаниям; можно вспомнить, как это случилось с отцом Саймона. Он умер пять лет назад, также неожиданно. У него была аневризма, и однажды она лопнула. И если бы после этого Карен сказала Саймону, чтобы он пошел провериться к врачу, ведь следовало учитывать плохую наследственность? Хотя она говорила ему десятки раз, но разве он послушался? Конечно нет. Теперь Карен охватил гнев. Впрочем, она чуть ли не обрадовалась этому: гнев казался вполне нормальным чувством. Она и раньше сердилась на Саймона и теперь узнала это чувство – то же самое, только сильнее. Ей захотелось завопить. Но через долю секунды это прошло, и снова вернулись осколки стекла, онемение и паника.

Когда отец Саймона умер, они с Саймоном помогали его матери составить список, что нужно сделать. Карен сосредоточилась на задаче и медленно, автоматически начинает формулировать:

1. Позвонить Трейси. Забрать детей.

Как странно, что ее почерк выглядит почти так же, как обычно, округлый и с наклоном, буквы черные. Она думала, что он изменится.

2. Сказать детям.

Она не представляет, как это сделает, но, прежде чем успела ощутить боль, добавляет:

Привести их в больницу попрощаться?

Дальше:

3. Пойти домой. Позвонить: