Один момент, одно утро

Поначалу Анну парализует страх: а вдруг она не сможет выполнить работу? Но через минуту она собирается с мыслями и начинает набирать текст. Через полчаса она чувствует себя уже вполне комфортно, и ей приятно сосредоточиться на знакомом деле. В конечном итоге она находит в себе силы выйти в коридор, где никто ее не услышит, и звонит Карен.

* * *

Карен стоит в кухне, глядя в большое створчатое окно до пола, но на самом деле ничего не видя, а Филлис сидит за столом с ручкой в руке. Дети в комнате смотрят «Дору-следопыта»[14] – не совсем то, что Карен бы одобрила в этот час, но сегодня все не так, как обычно.

Она могла бы что-нибудь надеть – хотя если бы кто-то попросил ее закрыть глаза и сказать, что на ней сейчас надето, она бы не вспомнила, – и могла бы приготовить детям завтрак, но сама даже не в состоянии ничего проглотить. Физически она чувствует себя странно. Хоть она и не двигается, но ноги кажутся легкими, как будто ступни не касаются пола. Она вроде тех фигур на картинах Шагала, где они летают в пространстве, вытянув руки и ноги, бросая вызов гравитации. Хуже того, она постоянно испытывает приливы ужасной паники, отчего у нее захватывает дыхание и колотится сердце.

Они с Филлис пытаются составить список друзей и родственников, которым нужно сообщить о смерти Саймона. Филлис взялась записывать, а Карен должна вспомнить имена. Если бы это было так просто! Все вверх дном, все не так, как должно быть, в том числе и память.

«Возьми себя в руки, – говорит она себе. – Они должны узнать, что случилось».

Карен смотрит на часы.

– Пожалуй, я могу сейчас некоторым позвонить. Самое подходящее время.

Филлис кивает.

– Но прежде чем ты позвонишь, я тут подумала: пожалуй, я бы сходила в похоронное бюро, посмотрела на Саймона.

– Конечно, – говорит Карен. – Конечно, сходите.

У Филлис срывается голос.

– Это кажется просто нереальным. – Она начинает плакать. – Мой мальчик…

Бедная Филлис. Даже сквозь собственную боль Карен чувствует боль матери о сыне. Каково было бы ей самой потерять Люка? Конечно, возраст ничего не значит. Карен подходит и кладет руки на согнутые возрастом плечи свекрови, а голову прижимает к ее мягким волосам. Они на какое-то время застывают в этой позе, ничего не говоря, только у Филлис текут слезы, – физический контакт говорит больше слов.

– Давайте тогда позвоним туда, – наконец, предлагает Карен. – Узнаем, когда можно прийти к Саймону после вскрытия. Думаю, с этого и надо начать.

– Ты пойдешь со мной?

Карен колеблется. Ей хочется ухватиться за всякую возможность, чтобы побыть с Саймоном, – она бы и вчера вернулась в больницу, если бы не Молли и Люк. Но в этом-то и дело: нужно подумать о них.

– Я лучше останусь. Но я бы хотела попрощаться с ним.

И тут их разговор прерывает детский голосок:

– С кем вы собираетесь попрощаться?

Обе оборачиваются и видят Люка.

– С твоим папой, – говорит Карен, не успев остановить себя.

– Но ты же, кажется, говорила, что папа не вернется.

О нет, она снова их запутала.

– Извини, малыш, он не вернется.

– Так как же бабушка собирается говорить с ним?

– Она хочет попрощаться с его телом, а не с самим папой.

– Я не понимаю.

– Папино тело перестало работать. – Она глубоко вздыхает. – Это очень печально, и мы будем очень по нему скучать. – Но Люк, похоже, ничего не понимает, и Карен продолжает: – Помнишь, я говорила вам вчера, что с ним вроде того, что случилось с Чарли? Помнишь, как тело Чарли было еще здесь, когда он умер, и мы его закопали в саду, но самого Чарли уже не было?

– Мы и папу закопаем в саду?

Карен не удерживается от тихого смешка.

– Нет, милый, нет. Ведь папа особенный человек, и мы через несколько дней устроим то, что называется «похороны». Это вроде как прием гостей, но люди будут печальными, и некоторые, может быть, будут плакать. Вот тогда ты, я и Молли сможем должным образом с папой попрощаться.

– Но я хочу поговорить с папой сегодня! – Малыш топает ногой. – Разве я не могу пойти с бабушкой?

Карен и Филлис смотрят друг на друга. Обе не знают, что сказать, что делать.

Филлис сажает его на колено и тихо говорит Карен:

– Знаешь, это, может быть, неплохая мысль, если он хочет. Я видела моего дедушку, когда была ненамного старше него.

Карен не уверена, что это будет правильно. С одной стороны, ей хочется оградить Люка, а с другой – она никогда не баловала детей, и это поможет ей самой побыть с телом Саймона. «Как бы решил Саймон? – думает она. – Захотел бы он, чтобы дети увидели его в гробу, холодного и безжизненного?» Она не уверена, что он одобрил бы такое решение. И все же она вспоминает их разговор, когда умер его отец, что, дескать, сейчас скрывают смерть близких от детей, а Саймон как раз этого не одобрял. Он знал прошлое своего отца – тот был ирландский католик и регулярно ходил в церковь, – и, когда отец умер, Саймон и Филлис постарались отнестись со всем уважением к его религии.

– Традиция изменилась – смерть стала более публичной, – сказал тогда Саймон, когда гроб перед похоронами поставили в родительском доме. – Папа бы захотел, чтобы было так.